Органон №5
От переводчика
Современное значение Органона
Указав значение нашего автора для медицины вообще, скажем несколько слов о предлагаемой книге - одном из капитальных его произведений.
Органон Ганемана представляет систематическое изложение и оправдание его терапевтического метода. Этому сочинению предшествовали многие статьи в Журнале Гуфеланда, главном медицинском органе того времени в Германии. Он был впервые издан в 1810 г. Второе издание появилось в 1819; третье - в 1824; четвертое - в 1829; пятое и последнее - в 18331 г. Все издания, кроме третьего, представляют значительные изменения, без знакомства с которыми невозможно сделать верную оценку самого произведения. Так, например, гипотеза о происхождении многих хронических болезней от псоры, еще недавно авторитетно выставленная как одна из существенных основ гомеопатии, впервые является только в четвертом издании. Теория динамизации лекарств, т. е. возрастания их силы вследствие измельчения путем растирания и взбалтывания, собственно, приведена только в последнем, пятом издании. Учение о жизненной силе как источнике всех явлений жизни и сфере, в которой начинается болезнь и действует лекарство, считается многими последователями Ганемана существенной частью его философии. Между тем эта мысль впервые упоминается лишь в четвертом издании и развивается в пятом (ЇЇ 9-16).
Несколько странное название книги объясняется, по всей вероятности, примером Аристотеля, различные сочинения которого о логике были собраны в одно под названием Органон. Логика - искусство мышления - есть орудие исследований и открытий. Ганеман обозначил свой метод медицинской логикою - орудием, посредством которого врач имел бы возможность открывать наилучшие средства против болезней. Впрочем, непосредственным примером ему служил, без сомнения, Бэкон. Вторая книга сочинения последнего Jnstauratio magna носит название Novum Organum и излагает новый способ мышления, который при научных исследованиях должен был повести к небывалому развитию познаний. Претензия Ганемана сделать для медицины то, что Бэкон сделал для науки вообще, считается некоторыми дерзостью. Между тем никаким другим сравнением нельзя было бы яснее выставить Ганемана истинное положение, как относительно его заслуг, так и недостатков. Если он заблуждался по некоторым отдельным вопросам патологии и даже практики, то вспомним, что и Бэкон скептически относился к астрономии Коперника и осмеивал учение Гарвея о кровообращении, а в то же время допускал возможность превращения простых металлов в золото. С другой стороны, цель Органона проникнута истинным духом Бэкона. Подобно своему великому прототипу, Ганеман приглашает отбросить в сторону паутинные умозрения и заняться терпеливым исследованием фактов. Подобно ему, он выставляет все значение практического в медицинской философии и посвящает свои главные усилия выяснению и совершенствованию метода, предлагаемого им для благоденствия человека, предоставляя грядущим поколениям привести его в исполнение. В медицине может появиться второй Декарт, одаренный более проницательным взглядом на отдельные отрасли нашего искусства, но Ганемана всегда будут признавать Бэконом терапии, плодотворным мыслителем, показавшим, в чем должна состоять наша цель как врачей и каким образом она может быть всего легче достигнута.
В пятом издании были выпущены случаи неумышленных гомеопатических излечений и приводится только ссылка на них. Мы позволили себе для полноты книги привести эти наблюдения из четвертого издания в переводе, хотя достоинство их, конечно, не одинаково2. Некоторые из этих наблюдений вовсе не имеют значения, другие являются сомнительными, остальные же (больше половины) могут выдержать критику. Исцеления эти описаны лучшими наблюдателями того времени, употребленные средства были несомненно гомеопатичны болезням и благотворное действие их невозможно приписать никакому иному способу лечения.
Наиболее уязвимая сторона положения Ганемана состоит в его исключительности, в утверждении, что его метод применим ко всем нехирургическим болезням и что всякие другие способы употребления лекарств излишни и вредны. Эта исключительность, между прочим, побудила его рассматривать глисты как продукты организма и не признавать чесоточного клеща возбуждающею причиною чесотки, а также повела к отрицанию паллиативных средств. Мы должны извинить ее, как энтузиазм человека, сознававшего все громадное значение основанного им метода и естественно побуждаемого применять его везде и безусловно.
Взгляды Ганемана на дозу оцениваются неверно, потому что мы знакомы только с пятым изданием Органона. В 1829 г., по выходе уже четвертого издания, у него возникла злополучная мысль обеспечить однообразие в практике употреблением одного деления для всех лекарств, а именно децилионного, т. е. 30-го сотенного. В первых же четырех изданиях нет такого ограничения и вообще излагаемые в них правила дозологии вполне умеренны и рациональны. Доза гомеопатически выбранного средства, говорится в них, очевидно, должна быть менее той, какая нужна для получения антипатического или аллопатического действия. Излишек приема возбудит ухудшение и побочные страдания. Прием должен быть настолько уменьшен, чтобы первичное ожесточение (которое Ганеман считал неизбежным результатом) было едва заметно и, по возможности, кратковременно. Это должно зависеть от свойства назначаемого лекарства, и на этот счет автор отсылает к своему Reine Arzneimittellehre, где рекомендуются дозы, начиная от цельной тинктуры и доходя до 30 деления, причем, однако же, последнее считается исключительно высоким. Он объясняет (как мы указали выше), что только опыт довел его до таких разжижений, и вместе с тем указывает на их рациональность ввиду возвышенной чувствительности больного организма и на то обстоятельство, что от разведения сила лекарственного вещества не ослабляется соразмерно уменьшению его объема. Таким образом, эти дозы являются простыми вопросами фактов и опыта.
Что касается гипотез книги, то от них она, конечно, ничего не выиграла. Переселившись в 1821 г. из Лейпцига в Кётен, Ганеман променял деятельную общественную жизнь на уединение и узкость. В уме его возникло царство гипотез физиологических, патологических, фармакологических. Созданные по этим трем отраслям мышления теории проникли в позднейшие издания Органона, но отнюдь не составляют сущности сочинения, являющегося вполне законченным целым без этих вставок. К последним относятся теория жизненной силы, теория псоры и теория динамизации (представляющей вопрос совершенно отдельный от бесконечно малых доз). Все это догматически выраженные, но не доказанные положения, которые вносят в книгу новый, сомнительный элемент и не могут выдержать строгой критики.
Впрочем, помимо всех этих недостатков, Органон Ганемана, по нашему мнению, должен служить главным и первым учебником всякому начинающему гомеопату как произведение, замечательное по логичности и ясности изложения, по простоте и полноте концепции. Мы можем отказаться от всех его теорий, хотя бы и остроумных, утилизируя только массу наблюдений, на которых они построены, ибо практика гомеопатии не подчинена тесному кругу априористических выводов, причем даже незначительный уклон может иметь роковое значение, но укреплена на своей почве тысячью фактов, подобно могучему дубу, с которого порыв бури может срывать только листву и засохшие побеги, без вреда для целости и красоты гиганта. В наше время необходимо смотреть на Органон именно с этой точки зрения. "Мы должны читать его, - говорит один из наилучших деятелей гомеопатии, - собственными глазами, отделяя факт от гипотезы, и тогда найдем в этом произведении неисчерпаемую массу остроумнейших наблюдений, тонких соображений и обильный источник вопросов, обличающих глубокого мыслителя, какие являются только веками".
В. Сорокин