Опыт нового принципа для нахождения целительных свойств лекарственных веществ с несколькими взглядами на прежние принципы

Самуила Ганемана
Предисловие переводчика    В 1796 году, ровно сто лет тому назад, в медицинском журнале Гуфеланда ("Journal der praktischen Arzneikunde und Wundarzneikunst", II Bd., 3 St.) скромно и бесшумно появилась статья уже весьма известного тогда в Германии врача и ученого Самуила Ганемана под заглавием: "Опыт нового принципа для нахождения целительных свойств лекарственных веществ с несколькими взглядами на прежние принципы" ("Versuch uber ein neues Princip zur Auffindung der Heilkraafte der Arzneisubstanzen, nebst einigen Blicken auf die bisherigen"). Эта статья, столетний юбилей которой в нынешнем (896) году празднуется по всему образованному свету, имеет значительный исторический интерес, потому что представляет первое возвещение Ганеманом гомеопатического принципа лечение и показывает нам зародыш той терапевтической реформы, которая постепенно создавалась и вырастала в голове Ганемана в течение шести лет со времени его известного хинного эксперимента (1790 г.), затем получила более широкое обоснование в статье под заглавием "Опытная медицина" ("Die Heilkunde der Erfahrung"), явившейся в том же журнале через девять лет после первой (1805 г.), и, наконец, достигла своего полного развитие в "Органоне" (1810 г.). Реформа эта повлекла за собою образование самостоятельной и могущественной медицинской школы, имеющей теперь многочисленных представителей во всех странах земного шара. Конечно, химические и физиологические взгляды, высказываемые Ганеманом в 1796 году, отличаются от тех воззрений, которые находятся в обращении в 1896 году; точно так же, господствовавшая в прошлом веке естественная классификация растений Муррея, взятая за основание Ганеманом, отличается от общепринятой теперь системы Линнея. Тем не менее, научная точка зрения, на которой стоял Ганеман и которая служит выражением духа его века, нисколько не влияет на фактическое содержание и внутреннее значение его практических наблюдений; поэтому прилагаемая ниже статья, написанная сто лет тому назад, имеет сегодня такой же интерес, как если бы она была написана вчера. Общее её содержание заключается в следующем. Ганеман рассматривает, каким образом до тех пор занимались исследованием целительных свойств лекарственных веществ, и даёт ясную и краткую характеристику всех тех методов, посредством которых думали подойти к разрешению этого вопроса. Он указывает на негодность сухой перегонки растений для суждения об их свойствах и, не отвергая высокого значение химии для практической деятельности врача, особенно при отравлении ядами, протестует лишь против отождествления химических процессов в реторте с жизненными процессами в живом теле. Затем он показывает несостоятельность способа примешивания исследуемых лекарств к выпущенной из жилы крови и впрыскивания их в кровеносные сосуды животных; вообще, опыты на животных он считает недостаточными, ввиду того, что лекарства действуют весьма различно на животных и на человека, и более тонкие внутренние изменения и ощущения не доступны исследованию на бессловесных организмах. Ещё менее удовлетворительны способы отыскивание целительных свойств растений на основании их внешних признаков, вида, вкуса, запаха и ботанического сродства. Поэтому остается только наблюдать над действием лекарств на человеческое тело. Практическая медицина обыкновенно применяла три главных способа борьбы с человеческими недугами. Первый способ - удаление основной причины болезни - по его словам есть "самый возвышенный", "наиболее сообразный с достоинством искусства", "остающийся навсегда выше всякой критики", и Ганеман называет его "царственным путем". Но так как удаление причины болезней большей частью неосуществимо и познание основных причин болезней в большинстве случаев для нас недостижимо, то и причинное лечение применимо лишь в редких случаях, и для излечения болезней приходится прибегать к другим способам лечение. Второй способ - употребление антипатических средств по принципу contraria contrariis, т. е., подавление симптомов болезни посредством лекарств, имеющих противоположное действие, например, лечение запора посредством слабительных, кислотности желудка посредством щелочей, воспаление посредством холода, и т. д. Ганеман не отвергает относительной пригодности этого метода лечение в острых болезнях, называя тут действие антипатических средств "временным"; но в хронических болезнях он считает антипатические средства "паллиативными" и "вредными", хотя и приводит сам примеры временной пользы от паллиативного употребления нескольких средств, например, опия, кофе, камфоры и др. Но для радикального исцеления хронических болезней он совершенно отвергает пользу антипатического лечения и обясняет вред паллиативных средств тем, что их вторичное действие оставляет в организме состояние, сходное с уже существующим болезненным состоянием, и, таким образом, усиливает и затягивает естественное течение болезни. По его выражению, это "дорога в тёмном лесу, теряющаяся на краю пропасти". Третий способ заключается в применении специфических средств, которые имеют целью не маскировать симптомы, а вырывать болезнь с корнем, и этот путь Ганеман называет "самым желательным и наипохвальнейшим". Только он оговаривается и выражает сомнение, чтобы могли существовать специфики против общих патологических форм или нозологических названий болезни, но он убеждён, что "существует столько же специфических средств, сколько существует различных состояний отдельных болезней". Весь вопрос только в том, как находить такие специфические средства? До тех пор употребление спецификов имело в своем основании либо грубый эмпирический опыт, либо простую случайность. Ганеман этим не удовлетворён; по его убеждению, ни эмпирия, ни случай не должны играть руководящей роли в медицине, если она хочет встать на уровень науки. Единственный источник сведений о специфических свойствах лекарств должен заключаться в исследовании их чистого действия на здоровый организм и затем в изучении, в каком смысле и направлении могут быть сознательно и преднамеренно применяемы эти лекарственные свойства к излечению болезней. Исследование чистого действия лекарств показывает, что каждое лекарственное вещество возбуждает в здоровом организме известный род собственной и совершенно своеобразной болезни. Но знание одного этого факта еще недостаточно для успешного применения лекарств у постели больного; нужно ещё понимать значение и практическое применение этого факта. И вот Ганеман, под впечатлением своего хинного эксперимента и руководимый шестилетним сознательным опытом и наблюдением, предлагает своим товарищам ключ к успешному пользованию лекарственными свойствами, не в виде какой-либо выдуманной теории или системы, а как факт, в форме следующего простого и ясного опытного правила: "нужно применять против болезни, подлежащей излечению, такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую наивозможно сходную искусственную болезнь, и первая будет излечена: подобное подобными". Таким образом, специфическим лекарством для каждого индивидуального случая болезни, будет всегда его гомеопатическое средство, т.е., лекарство, производящее в здоровом организме подобную же болезнь. Поставивши это положение, Ганеман переходит к пояснению его на примерах и приводит целый ряд лекарственных веществ в доказательство того, что все они производят у здорового такие болезненные состояния, какие они излечивают у больного, и иллюстрирует своё изложение несколькими случаями из своей частной практики. Эта часть работы обнаруживает обширные сведения Ганемана о физиологическом и терапевтическом действии лекарств вместе с тонкой наблюдательностью и необыкновенным даром ясно и точно передавать свои наблюдения Большая часть примеров служит прямым подтверждением развиваемой мысли, и почти все истории болезни (за исключением двух или трёх) хороши и доказательны. Лишь в немногих случаях Ганеман, вместо доказательств, допускает предположение. Например, он говорит, что Rhus radicans вызывает рожистое воспаление кожи и сыпи, и спрашивает, не будет ли он, поэтому, излечивать рожу и накожные болезни? В другом месте он говорит, что Millefolium, как известно, останавливает внутренние кровотечения, и ставит вопрос, не производит ли он, поэтому, кровотечений у здоровых? Время показало, что он был прав в своих предположениях и что, действительно, Rhus успешно излечивает рожу и кожные сыпи, a Millefolium, действительно, имеет тенденцию производить кровотечение. Тем не менее, хотя эти примеры теперь, в наше время, доказывают верность суждения и дальновидность Ганемана и служат нескончаемым продолжением положительных подтверждений закона подобия, но, по нашему мнению, в то время они не способствовали убедительности доказательств, а, скорее, ослабляли силу его доводов, потому что, неся в себе элемент гипотетический, они могли внушать мысль о предвзятости его идеи и некотором его пристрастии к одностороннему объяснению фактов. Поэтому, с риторической точки зрения, для убеждения его современников, может быть, было бы лучше, если бы всё предположение о возможности и правдоподобности такого-то ещё не исследованного физиологического или терапевтического действия лекарств были бы вовсе исключены из ряда доказательств, а оставлены были 6ы им только положительные и неоспоримые примеры гомеопатического характера действия лекарств, тем более, что недостатка в таких примерах у него не было. Кроме демонстрации закона подобия, статья Ганемана замечательна в том отношении, что в ней преподаётся два драгоценных практических правила, а именно: 1) назначать зараз всегда только одно простое средство, и 2) тщательно индивидуализировать состояние пациента и характер действия лекарств. Если взять во внимание медицинскую практику прошлого века и обыкновение врачей прописывать сложнейшие рецепты из нескольких десятков средств, то становится понятным, что способ назначения Ганеманом лишь одного лекарства в однократном приёме, с выжиданием его действия в течение нескольких часов или дней, должен был казаться его товарищам совершенно революционным и необыкновенным. Но Ганеман уже и тогда ясно видел, что усовершенствование медицинского искусства в значительной мере задерживается обычаем полифармации. "Чем сложнее наши рецепты, тем темнее становится в медицине", - говорит он в следующем, 1797 году, - "простота предписания есть высший закон для врача". И, действительно, отличительная черта его практики уже и в то время, а тем более в позднейших периодах его деятельности, как видно из всех приведённых им историй болезни, состояла в том, что он назначал больному только одно простое средство зараз и никогда не повторял приёма ранее, чем по прекращении действия первого. Вместе с тем, он тщательно вникал в особенности каждого случая болезни, обращая особенное внимание на настроение духа и психическое состояние пациента, и при выборе лекарства непременно доискивался такого средства, которое вполне соответствовало бы психике пациента. Это показывает, насколько Ганеман стоял впереди своего века. Во всяком случае, настойчивое проведение этих двух золотых правил - простоты предписания и индивидуализирования больного - могло бы и в настоящее время служить украшением любого аллопатического журнала и предоставить их адвокату право на благодарность ему со стороны медицинского сословия. Дозы, прописываемые Ганеманом в это время, ещё довольно грубы и материальны; но он уже начинает чувствовать необходимость уменьшения дозы и советует употреблять подходящее средство лишь в настолько сильном приёме, чтобы едва проявилось ожидаемое от него искусственное болезненное действие. Значительное же и ранее неслыханное уменьшение дозы предписывается им лишь четыре года спустя. Относительно пределов применимости гомеопатического лечения, Ганеман в этой своей первой статье ограничивается советом применять его особенно в хронических болезнях. Но, по мере дальнейшего испытания гомеопатического лечения, он всё более удовлетворяется получаемыми результатами и постепенно приходит к заключению об одинаковой успешности его как для хронических, так и для острых болезней (1805 г.), и, наконец, окончательно убеждается, что ни один из существующих методов лечения, - конечно, всегда за исключением причинного, т. е., непосредственного удаления причины болезни, в тех редких случаях, где это возможно, - не может сравниться с гомеопатическим. Необходимость обогащать лекарственный арсенал специфическими средствами вполне сознавалась лучшими врачами, как до Ганемана (Сиденгам), так и после него (Вундерлих); но важнейшая и неоценимая заслуга Ганемана заключается в том, что он на все времена дал ключ к нахождению специфических средств для каждого случая заболевания, вследствие чего он и является Ньютоном специфической терапии. Вся статья проникнута необыкновенным благородством и спокойствием тона и дышит любовью и уважением к его товарищам. Он обращает их внимание на возможность увереннее и научнее пользоваться целительными свойствами лекарств, и как бы упрашивает их покинуть прежние, вредные и опасные методы врачевания, и испытать взамен предлагаемый им новый способ лечения. Изложение его ясно и беспристрастно, образ мышления точен и логичен, все утверждения умеренны и доказательства убедительны. Современники Ганемана не могли оценить его взгляды, которые были для них слишком новы и смелы. Теперь, по истечении целого века, медицинская мысль уже более подготовлена воспринять (и на сам деле в очень многих случаях бессознательно, и воспринимает, и усваивает) трезвое и положительное учение Ганемана. Остаётся только пожелать, чтобы ганемановский принцип нахождения специфических свойств лекарственных веществ был сознательно и систематически принят к руководству и преподаванию университетской медициной XX века.

                                                         
Доктор Медицины Л. Бразоль

                                                                                                Санкт-Петербург, сентябрь 1896

 

В начале этого столетия химии была оказана незаслуженная честь, преимущественно со стороны Академии Наук в Париже, признанием за ней метода открытия целительных свойств лекарственных веществ, особенно растений. Растения перегонялись в перегонных сосудах, обыкновенно без воды, силой огня, и, таким образом, добывались из самых ядовитых, как и из самых невинных, довольно однообразные продукты - вода, кислота, пригорелые масла, уголь, а из него - щелочная соль, всегда однородная. На такое разрушение растений затрачивали большие деньги, прежде чем усмотрели, что таким путем нельзя извлечь из растений никаких существенных составных частей, и менее всего возможно из такой пробы на огне заключать о целительных силах растений. Это заблуждение, державшееся с различными видоизменениями в течение почти полустолетия, постепенно произвело во взглядах новых врачей, более просвещённых относительно химического искусства и его пределов, обратное впечатление, вследствие чего они почти единогласно перешли к противоположному утверждению и стали отвергать за химией всякое значение для открытия целительных свойств лекарств и отыскания вспомогательных средств против страданий человеческого тела. Но в этом они, очевидно, зашли слишком далеко. Как бы мало я не допускал общего влияния этого искусства на лекарствоведение, я, всё-таки не могу оставить без замечания, что мы должны быть благодарны химии за несколько важных открытий в этой области, и что она тут может много сделать когда-нибудь в будущем. Химия указала врачу, искавшему паллиативного средства против страданий, причиняемых образованием болезненной кислоты в желудке, что целебной силой против этого состояния обладают щелочные соли и некоторые земли. Нужно уничтожить проглоченные в желудке яды; врач требует от химии таких противоядий, которые могли бы быстро разрушить эти яды, прежде чем последние разрушат пищеварительный канал и весь организм. Только химия могла дать ему сведения, что в щелочных солях и мылах и заключается противоядие для кислотных ядов, купоросного масла, азотной кислоты, мышьяка, так же, как и для ядовитых металлических солей, - что в кислотах заключается противоядие для щелочных солей, негашеной извести и проч., и что вообще для быстрого обезвреживание всех металлических ядов будут действительны сера, серная печень и, особенно, сернистый водород. Она учит удалять свинец и олово, попавшие в полости человеческого тела, посредством живой ртути, растворять проглоченное железо посредством кислот и проглоченное стекло и голыши посредством плавиковой и фосфорной кислоты, подобно тому, как последняя это делает в желудке кур. Химия добыла кислород в его чистом виде, и когда физиолог и клиницист узнали его особенное свойство поддерживать и поднимать жизненную силу, то она показала, что часть этой силы заключается в значительном специфическим теплороде этого газа, и затем доставила этот газ из массы источников, каждый раз во всё более чистом виде, чего не могли бы сделать терапевтическая Materia medica и опыт у постели больного. Только химия могла открыть вспомогательное средство для задушенных углекислотою в парах едко-летучей щелочной соли (углекислого аммония). Какой спасительный газ могла бы вдувать галеновская школа в лёгкие задушенных от угара, если бы химия не указала истинно спасительного средства - кислорода для вдыхания, как второй составной части дыхательного воздуха? Даже для остатков ядов во вторых путях она сумела найти разрушающее их средство в сернистом водороде, назначаемом в питье и в виде ванн. Кто научил растворять желчные камни, причиняющие множество самых тяжелых болезней и, до возрождения химии, бывшие часто непреодолимыми? кто же другой, как не химия (посредством азотистого эфира и уксусно-калиевой соли)? Кого же другого, как не химию, в течение веков вопрошала врачебная наука относительно средства против мочевого камня? Был ли успех? Это зависло от вопрошавших. Тем не менее, она всё-таки сделала больше, чем ничего, предложивши раствор щелочной соли, насыщенный углекислотою. Она откроет ещё более верное средство в употреблении фосфорной кислоты. Нужно ли всевозможные существующие лекарственные вещества прикладывать, ради пробы, к грудным железам, ставшими болезненными вследствие свернувшегося молока? Это был бы необозримый и напрасный путь. Химия даёт верное .лекарство в примочках из летучей щелочной соли, вследствие чего свернувшееся молоко делается опять жидким. Химические опыты с корнем коломбо и испорченной желчью показали, что это растение должно быть исправляющим средством для испорченной желчи в человеческом теле, и лекарственный опыт подтвердил верность химического заключения. Если терапия хочет знать, действует ли какое-либо новое средство горячительным образом на кровь, то перегонка с водой, за немногими исключениями, решает вопрос через присутствие или отсутствие эфирного масла. Практика часто совсем не может узнать посредством своих чувственных признаков, содержит ли такое-то растение что-либо вяжущее. Химия открывает это вяжущее начало, часто небезразличное в практике, и даже его степени, посредством железного купороса. Диететика не знает, содержит ли новое растение что-либо питательное. Химия обнаруживает его, извлекая растительный клей и крахмал, и может определить степень питательности растения по количеству этих веществ. Но и там, где химия не может прямо определить целебные силы, она, тем не менее, делает это косвенно, показывая, например, недействительность смеси, образующейся от смешения сильных самих по себе средств, или, наоборот, вредность от смешения невинных средств. Когда хотят вызвать рвоту посредством рвотного камня, она запрещает прибавлять вещества, содержащих чернильно-орешковую кислоту, которая его разлагает; она запрещает пить известковую воду в тех случаях, где ожидают пользу от вяжущих частей хинной корки, которые разрушаются известковой водой; она запрещает давать вместе, в одном напитке, хину и железо, так как при этом получатся чернила; она запрещает прибавлять квасцы к гулярдовой воде, чтобы не лишить её силы; она запрещает прибавление какой-либо кислоты к послабляющим средним солям, имеющим в своём основании кремортартар и уничтожающим кислотность в первых путях. Она запрещает смешивать собственно безвредные вещества, как потогонную сурьму (особенно старую) и кремортартар, так как от такого смешения образуется яд; она запрещает при молочной диете употребление растительных кислот (образующих нерастворимый творог) и предлагает, в случае необходимости при этом кислот, купоросную кислоту. Она знает признаки недобросовестной подделки лекарственных веществ, извлекает ядовитую сулему из каломели и учит различать эту последнюю от столь сходной с ним по наружному виду, ядовитой белой осадочной ртути. Однако и этих немногих примеров достаточно, чтобы опровергнуть отстранение химии от открытия целительных свойств лекарственных веществ. Но что не следует обращаться к химии за советом относительно лекарственных веществ, применяемых не с целью непосредственного действия на подлежащие изменению вредные вещества, а с целью содействия отправлениям животного организма, это, между прочим, доказывают опыты с антисептическими средствами, о которых мечтали, что они должны были бы проявить в системе соков ту же самую противогнилостную силу, как и в химической склянке. Но опыт показал, что, например, селитра, столь противогнилостная вне человеческого тела, действует в гнилой лихорадке и при гангренозном расположении как раз обратно противоположно, на том основании, хотя это тут к делу не относится, что она ослабляет жизненную силу. Или неужели мы захотели бы посредством селитры исправить гнилостные вещества в желудке? Они могут быть верно удалены посредством рвотного. Гораздо худшую услугу лекарствоведению оказали те, которые искали путь к нахождению целительных сил в примешивании неизвестных лекарств к выпущенной из жилы крови, чтобы увидеть, светлее или темнее, жиже или гуще сделается кровь. Как будто мы можем так же непосредственно доставить лекарства крови в кровеносном сосуде, как и в пробирном стакане! Как будто лекарства не должны раньше подвергнуться невероятным изменениям в пищеварительном канале, прежде чем они (и всё ещё по нескольким окольным путям!) поступят в кровь! Притом, какой различный вид имеет уже сама по ce6е выпущенная из жилы кровь, смотря по тому, выпущена ли она из разгорячённого или более спокойного тела, через меньшее или большее отверстие в кровеносном сосуде, течёт ли она струёй или по каплям, в холодной или тёплой комнате, и выливается ли в плоский или узкий сосуд. Такие мелочные способы исследования лекарственных сил носят уже прямо на себе отпечаток их ничтожества. Даже впрыскивание лекарств в кровеносные сосуды животных представляет, по этой же именно причине, разнозначный и ненадёжный метод. Достаточно привести один-единственный случай: чайная ложка концентрированной лавровишневой воды, почти наверное лишает кролика жизни, будучи введена ему в желудок; при впрыскивании же в ярёмную вену, она не производит никакой перемены; животное остается весёлым и здоровым. А разве вливание лекарств в рот животным научит нас чему-нибудь достоверному относительно их лекарственных действий? Далеко нет! Разве тело их не весьма значительно отличается от нашего! Свинья переносит без вреда очень большое количество чилибухи, между тем, как люди умирали от 15 гран. Собака перенесла одну унцию свежих листьев, цветов и семян аконита; какой же человек не умер бы от этого? Лошади без вреда едят сухую траву аконита. Так же смертельны для человека листья тисового дерева, между тем, как домашние животные от них жиреют. И как же можно из действия лекарств на животных заключать о действии их на людей, когда даже у животных эти действия так часто бывают так различны? Желудок волка, отравленного аконитом, был найден воспаленным, желудок же одной большой и одной маленькой кошки - нет, хотя они также погибли от аконита. Что же из этого позволительно заключить? Поистине немного, даже если бы я не хотел сказать, ничего. Но, по крайней мере, верно то, что более тонкие внутренние изменения и ощущения, которые человек может выразить словами, у животных совершенно отпадают.

Чтобы испытать, производит ли данное вещество очень сильные или опасные явления, для этого ещё можно, в общем, пользоваться опытами на нескольких животных одновременно, а также подметить при этом все резко бросающееся в глаза, и общее влияние на движение членов, холод и жар, рвоту и понос и т. п., но узнать общую связь или что-либо положительное, что могло бы иметь влияние на суждение об истинной целительной силе данного средства у человека, - никогда. Такие опыты для этого слишком темны, слишком грубы и, если можно так выразится, слишком неуклюжи. Так как вышеупомянутые источники испытания целительных сил лекарственных веществ так легко иссякли, то систематик лекарствоведения стал придумывать другие и, как ему казалось, более верные способы. Он стал приискивать их в самих лекарственных веществах и воображал тут найти намеки, которые служили бы ему руководством. Но он упустил из виду, что доступные чувствам внешние признаки их часто очень обманчивы, не менее обманчивы, чем физиономика для угадывания истинного мнения. Грязно-коричневые растения далеко не всегда ядовиты, так же мало как, наоборот, приятные краски растений ещё не доказывают их безвредности. Также и специальные свойства лекарственных веществ, насколько можно o них судить обонянием и вкусом, не могут дать надёжных заключений по отношению к ещё не испытанным средствам. Насколько я не хочу отказывать этим двум органам чувств в пригодности их к подтверждению лекарственных свойств, уже известных или предполагаемых из других источников, настолько же, с другой стороны, я советую осторожность тем, которые хотят произносить суждения только на основании этих чувств. Если горькое начало должно укреплять желудок, то почему его ослабляет морской лук? Если горько-ароматические вещества действуют горячительно, то почему болотный багун в такой сильной степени уменьшает жизненную теплоту? Если только те растения должны действовать вяжущим образом, которые с железным купоросом дают чернила, то почему же столь вяжущее начало в айве, кизиле и пр., не образует чернила? Если вяжущий вкус должен указывать на крепительное вещество, то отчего цинковый купорос вызывает рвоту? Если кислоты действуют противогнилостно, то отчего мышьяк производит столь быстрое гниение в отравленном им теле? Разве сладкое питательно также и в свинцовом сахаре? Если эфирные масла и всё, что производит на языке жгучий вкус, действуют так же горячительно и на кровь, то почему эфир, камфора, каяпутовое масло, масло перечной мяты и эфирное масло горьких миндален и лавровой вишни действуют противоположно? Если от ядовитых растений ожидают противного запаха, то почему он так незначителен в аконите, белладонне и наперстянке? почему он так незаметен в чилибухе и гуммигуте? Если от ядовитых растений ожидают противного вкуса, то почему столь необычайно быстро-смертельный сок корня Jatropha Manihot имеет лишь сладковатый и нисколько не острый вкус? Если выжатые жирные масла действуют часто мягчительно, то вытекает ли из этого, что все они таковы, а также воспаляющее масло, выжатое из семян Jatropha Сurcas? Если вещества, имеющие мало или никакого запаха и вкуса, должны быть без лекарственной силы, то каким же образом это согласуется с ипекакуаной, с рвотным камнем, с ядом гадюки, с азотом и с корнем лопеции? Кто станет считать корень переступня за питательное вещество на том основании, что он содержит много крахмала? Но, может быть, ботаническое родство позволяет сделать надёжное заключение о сходстве действия? Оно этого не позволяет в той мере, что существует много исключений с противоположными или весьма несогласными свойствами в одном и том же семействе растений и в большинстве семейств. Мы положим в основание самую совершенную естественную систему Муррея (Murray). В семействе Coniferae внутренняя кора сосны (Pinus silvestris) даёт самым северным жителям род хлеба, между тем как кора ягодоносного тиса (Taxus baccifera) даёт смерть. Каким образом находятся в одном семействе Compositae жгучий корень слюногонной ромашки (Anthemis pyrethrum) со смертельно холодящим ядовитым лактуком (Lactuca virosa), возбуждающий рвоту слюногонный крестовик (Senecio vulgaris) с нежною скорцинерой, бессильная жёлтая лаванда (Gnaphalium arenarium) с героическим горным баранником (Arnica montana)? Имеет ли что-либо общее слабительная кустарниковая шаровка (Globularia alypum) с недействительным петельником (Statice) в семействе Aggregatae? Можно ли ожидать от сладкого индийского корня (Sium sisarum) чего-либо сходного с корнем ядовитой пустосели дудчатой (Oenanthe) или водяной бешеницы (Cicuta virosa), потому что они вместе стоят в одном семействе зонтичных? В семействе Hederaceae совсем не безвредный плющ (Hedera helix) имеет ли ещё какое-либо сходство с виноградной лозой (Vitis vinifera) кроме внешнего роста? Каким образом бессильный камышник (Ruscus) находится в одном семейств Sarmentaceae с одуряющим кукольваном (Menispermum cocculus) с горячительным змеиным корнем (Aristolochia) и с заячьим корнем (Asarum europaeum)? Можно ли ждать от подмаренника (Galum aparine) чего-нибудь сходного с мариландской спигелией (Spigelia marylandica), потому что оба стоят в семействе Stellatae? Какое сходство в действии можно найти между дыней (Cucumis melo) и ослиным огурцом (Momordica elaterium) из одного того же семейства Cucurbitaceae? В семействе Solanaceae, каким образом стоят рядом безвкусный царский скипетр (Verbascum thapsus) с жгучим стручковым перцем (Capsicum annuum), или судорожно раздражающий первые пути табак, с задерживающей естественные сокращения кишечника чилибухой (Strychnos nux vomica)? Как можно поставить нелекарственный барвинок (Vinca pervinca) рядом с олеандром (Nerium oleander) в семействе Contortae? Действует ли волнистый полушечник (Lysimachia numularia) сходно c водяным трилистником (Menyanthes trifoliata), или бессильная аптечная скороспелка (Primula veris), сходно с драстическим кругляком (Cyclamen europaeum) в семействе Rotaceae? Можно ли заключить по свойствам толокнянки (Arbutus uva ursi), укрепляющей мочевые пути, о свойствах горячительно одуряющей сибирской розы (Rhododendron chrysanthum) в семейств Bicornes? Можно ли в каком-либо отношении сравнивать в семействе Verticillatae едва только вяжущий черноголовник (Prunella vulgaris) и невинную пирамидальную дубровку (Ajuga pyramidalis) с эфирной кошачьей травой (Teucrium marum) и жгучей критской душицей (Origanum creticum)? В чём родственны по свойствам железняк (Verbena officinalis) с бурно действующим аптечным авраном (Gratiola ojfficinalis) в семействе Personatae? Как далеко отстоит по действию солодковый корень (Glycyrrhiza) от жофреи (Geoffroya), хотя оба из одного семейства Papilionaceae? В семейств Lomentaceae, в какой параллели стоят свойства стручкового рожечника (Ceratonia siliqua) к свойствам аптечной дымницы (Fumaria officinalis), корня сенеги (Polygala senega) и перувианского бальзама (Myroxylon peruiferum)? Или разве сходны хоть в чём- нибудь между собой чернушка (Nigella sativa), душистая рута (Ruta graveolens), обыкновенный пион (Paeonia officinalis) и ядовитый ранункул (Ranunculus sceleratus), хотя все они из семейства Multisiliquae? Бархатка полевая (Spiraea filipendula) и стоячий завязник (Tоrтепtulla erecia) соединены в одной семье Senticosae, a между тем как различны их свойства? Красная смородина (Ribes rubrum) и лавровая вишня (Prunus laurocerasus), обыкновенная рябина (Sorbus aucuparia) и персидский миндальник (Amygdalus persica), как несходны в своих свойствах, а, тем не менее, в одном семейств Ротасеае? Семейство Succulentae соединяет дикий перец (Sedum acre) и портулак (Portulaca oleracea), конечно, не ради их сходных свойств! Каким образом 6елоцвет попадает в одно семейство со слабительным льном (Linum catharticum), или кислинка (Oxalis acetosella) с горькой квассией (Quassia amara)? Конечно, не ради сходства действия. Как несходны по лекарственным свойствам все члены семейств Ascyroideae, Dumosae, Trihilatae! А в семействе Tricoccae, что общего имеют едкий молочай (Euphorbia officinalis) с небезразличным для нервов самшитовым деревом (Вuxus sempervirens)? Невкусный грыжник (Herniaria glabra), острый лаконос (Phytolacca decandra), подкрепляющая лебеда (Chenopodium ambrosioides) и жгучий горец водоперечный (Polygonum hydropiper), - какое общество в семействе Oleraceae! Как различно действуют Scabridae! Что общего у слизисто-нежной белой лилии (Lilium candidum) рядом с чесноком (Allium sativum) или морским луком (Scilla maritima), или у спаржи (Asparagus officinalis) рядом c ядовитой белою чемерицей (Veratrum album) в семействе Liliaceae?

Я слишком далёк, чтобы отрицать, сколько важных намёков, тем не менее, может дать естественная система философическому преподавателю лекарствоведения, чувствующему призвание открывать новые лекарственные средства, но эти намёки служат только для того, чтобы или подтверждать и пояснять уже известные факты или, при ещё не испытанных растениях, сначала соединяться в гипотетические предположения, которым ещё многого не достаёт, до вероятности, приближающейся к достоверности. Однако, как можно ждать общего сходства действия в группах растений, помещённых вместе в так называемой естественной системе часто только лишь на основании ничтожных наружных сходств, когда даже гораздо ближе друг с другом родственные растения одного и того рода так часто несходны между собою по лекарственному действию. Примером могут служить разновидности из рода Impatiens, Serapias, Cytisus, Ranunculus, Calamus, Hibiscus, Prunus, Sedum, Cassia, Polygonum, Convallaria, Linum, Rhus, Seseli, Coriandrum, Aethusa, Sium, Angelica, Chenopodum, Asclepias, Solanum, Lolium, Allium, Rhamnus, Amygdalus, Rubus, Delphinium, Sisymbrium, Polygala, Teucrium, Vaccinium, Cucumis, Apium, Pimpinella, Anethum, Seandia, Valeriana, Anthemis, Artemisia, Centaurea, Juniperus, Brassica. Какая разница между безвкусной врачебной губкой (Boletus igniarius) и горькой драстической лиственничной губкой (Boletus laricis), между съедобным рыжиком (Agaricus deliciosus) и мухомором (Agaricus muscarius), между каменным мхом (Lichen saxatilis) и здоровым исландским мхом (Lichen islandicus)! Хотя я охотно соглашаюсь, что, в общем, сходство действия встречается гораздо чаще у разновидностей одного рода, чем между целыми породами, сопоставленными по группам в естественной системе, и что заключение в первом случае имеет за себя гораздо больше правдоподобности, тем не менee, будь ещё столько же пород, разновидности которых представляют между собою большое сходство действия, я, по убеждению своему, должен предостеречь, чтобы меньшая часть весьма несходно действующих разновидностей внушала нам побольше недоверия к такому способу заключения, так как здесь речь идёт не о фабричном опыте, а о важнейшем и труднейшем обстоятельстве у человека, о его здоровье. 1 Следовательно, и этот путь не может быть преследуем, как надёжное основание для отыскания лекарственных свойств растений. Нам не остаётся ничего больше, как наблюдение на человеческом теле. Но какое наблюдение? Случайное или преднамеренное? Наибольшее число благодетельных свойств лекарственных веществ, я смиренно в этом сознаюсь, было открыто в силу нечаянного, эмпирического наблюдения, благодаря случаю, часто впервые даже не врачами. Отважные, часто даже слишком отважные врачи, затем мало-помалу пробовали их. Я вовсе не намерен оспаривать высокое значение этого способа открытия лекарственных сил: дело говорит само за себя. Но нам при этом ничего не остаётся делать, случай исключает всякое преднамерение, всякую самодеятельность. Печально думать, что благороднейшее и необходимейшее искусство построено на милости случая, который всегда предполагает множество подверженных опасности человеческих жизней. Разве достаточно случайности таких открытий для совершенствования врачебной науки, для восполнения её пробелов? Из года в год мы узнаём новые болезни, новые направления и осложнения болезней, новые болезненные состояния, и если для отыскания целебных средств у нас нет другого пути, более подчинённого нашей власти, кроме того, который нам предоставляет случай, то нам не остаётся ничего другого, как лечить болезни общеупотребительными (поэтому, я мог бы часто желать, лучше никакими) или такими средствами, которые казались нам полезными в, по-видимому, сходных болезненных состояниях. Но мы часто не достигаем цели, потому что видоизменённое состояние уже не есть то же самое. Грустно вперяем мы наши взоры в грядущие столетия, когда случай, может быть, откроет особенное лекарственное средство для этого особенного направления болезни, для этого особенного состояния, как хинную кору для истинной перемежающейся лихорадки или ртуть для венерической болезни. Такое скудное развитие наиважнейшей науки, - как и столкновение эпикуровских атомов для возникновения мира, - не могло быть волей всемудрого и всеблагого Спасителя рода человеческого. Было бы очень унизительно для благородного человечества, если бы его сохранение должно было зависеть только от случая. Нет! утешительно думать, что для каждой особенной болезни, для каждой своеобразной болезненной конституции существуют свои особенные непосредственно пособствующие средства, а также и способы их преднамеренно отыскивать. Когда я говорю о преднамеренном отыскивании недостающих ещё нам лекарственных сил, то я подразумеваю не те эмпирические, в госпиталях обыкновенно производимые опыты, где при том или другом трудном, часто даже вовсе неточно наблюденном случае, в котором не помогают известные средства, хватаются за какое-нибудь средство, ещё вообще не испытанное или не испытанное в подобном случае, действуя на удачу слепого счастья, под влиянием случайных выдумок или руководствуясь тёмными предугадываниями, в которых невозможно дать отчёта ни себе, ни другим. Такая эмпирическая смелость, даже при самом снисходительном наименовании, есть ничто иное, как безумная азартная игра, если не хуже этого. Я также тут не говорю о несколько более рациональных опытах в частной практике и в госпиталях с эмпирическими средствами, кое-как, то здесь, то там превосхваляемыми против тех или других болезненных состояний, но основательно ещё не исследованных. Ими также наносится опасность здоровью и жизни больных, если не положены в основание лечения известные права и искусства; но осторожность и практический гений врача всё-таки могут сгладить многие неровности его полуэмпирического образа действий. Так как у нас есть уже большое число лекарств и иных средств, о которых мы ясно видим, что они действительны, но наверное не знаем, какие именно болезни они могут излечивать, и так как мы опять имеем другие средства, которые в известных болезнях то помогали, то нет, и о которых мы ещё не имеем отчётливых представлений, где они могут быть правильно и вполне уместно применяемы, то пока нет даже необходимости увеличивать лекарственный арсенал количественно. Весьма вероятно, что в имеющихся уже теперь средствах, заключается вся (или почти вся) помощь, которой нам ещё недостает. Но, прежде чем высказываться далee, я должен в своё оправдание сделать признание, что я ни для какой так или иначе называемой болезни вообще, со всеми её разветвлениями, влияниями, побочными симптомами и уклонениями, которые в патологии незаметно и слишком охотно вводятся в её существенный характер как неизменные принадлежности, не ожидаю всеобщего специфического средства и даже не верю, чтобы подобные средства могли существовать. Только в силу слишком большого однообразия и самостоятельности перемежающейся лихорадки и венерической болезни, могли найтись против них средства, которые и в глазах многих врачей представлялись специфическими, как уклонения в этих болезнях обыкновенно встречаются гораздо реже или незначительнее, чем в других, а, следовательно, и хинная корка, и ртуть, должны гораздо чаще помогать, чем не помогать. Но ни хинная корка не специфична в перемежающейся лихорадке в самом широком смысле, 2 ни ртуть в венерической болезни в самом широком смысле; но они, по всей вероятности, специфичны в обеих болезнях, когда они просты, чисты и чужды всяких осложнений. Наши великие и просвещённые наблюдатели в болезнях достаточно постигли эту истину, чтобы мне нужно было подробнее распространяться об этом предмете. Но, если я вполне отрицаю существование абсолютных спецификов для отдельных болезней, в том объёме, какой им придает обыкновенная патология, 3 то, с другой стороны, я убеждён, что существует столько же специфических средств, сколько существует различных состояний отдельных болезней, т. е., особые специфики для чистой болезни и особые - для уклонений и прочих неестественных состояний тела. Если я не ошибаюсь, то практическая медицина обыкновенно избирала три пути для применения лекарств против немощей человеческого тела. Первый путь, удалить или уничтожить основную причину болезни, был самый возвышенный, какой только она могла избрать. Все помыслы и стремления лучших врачей всех веков были направлены к этой цели, наиболее сообразной с достоинством искусства. Но, чтобы употребить спагирическое выражение, дело всегда оставалось на партикулярном; великий же камень преткновения - познание основных причин всех болезней - они никогда не могли преодолеть. Да и для большей части болезней эти причины навеки останутся скрытыми от слабого человека. А между тем, всё, что можно было вывести из опыта всех времён, было собрано в общей терапии. Так, при упорных и желудочных судорогах, прежде всего устраняли общую слабость тела, судороги от ленточной глисты излечивали убиением солитера, лихорадку от испорченного содержимого желудка изгоняли посредством сильных рвотных, в простудных болезнях вызывали задержанное испарение, извлекали пулю, возбуждавшую лихорадку. Эта цель остается выше всякой критики, хотя средства для достижения её не всегда были самыми целесообразными. Теперь я оставляю в стороне этот царственный путь, так как мне предстоит заняться двумя остальными путями применения лекарств. На втором пути старались подавить наличные симптомы посредством лекарств, вызывающих противоположное изменение, например, запор посредством слабительных, воспалённую кровь посредством кровопусканий, холода и селитры, кислоты в желудке - посредством щелочей, боли - посредством опиума. В острых болезнях, которые, в большинстве случаев, если мы только на несколько дней отстраним препятствия к выздоровлению, побеждает сама природа, или же в которых, если мы этого не в состоянии сделать, она изнемогает, в острых болезнях, говорю я, такие применения лекарств правильны, целесообразны и достаточны, доколе мы ещё не обладаем вышеупомянутым камнем премудрости (знанием основной причины каждой болезни и её устранения), или пока мы не имеем быстродействующего специфического средства, которое могло бы, например, прервать заражение оспой в самом начале. Я назвал бы в этом случае такие средства временными. Но если основная причина болезни и её непосредственное устранение очевидны, а мы, невзирая на это, боремся с симптомами только посредством средств этой второй категории или серьёзно выставляем их против хронических болезней, то этот метод лечения (бороться с симптомами посредством средств, действующих противоположно) получает название паллиативного и должен быть отвергнут. В хронических болезнях он облегчает только вначале, впоследствии же требуются всё более сильные приёмы таких средств, которые не могут уничтожить главную болезнь и, таким образом, оказывают вред тем больше, чем дольше они находились в употреблении, на основании соображений, который будут приведены ниже.
Правда, я знаю хорошо, что привычную склонность к запору все ещё предпринимают удалять усердными алойными средствами н слабительными солями; но с каким злополучным результатом! я хорошо знаю, что хронические приливы крови у истеричных, кахектических и гипохондрических особ всё ещё стараются подавить повторными, хотя бы и незначительными кровопусканиями, порошком селитры и проч.; но с каким злополучным результатом! Ведущим сидячий образ жизни против их хронических страданий желудка, сопровождаемых кислой отрыжкою, всё ещё предписывают продолжительное употребление горьких солей; но с каким злополучным результатом! Хронические боли всякого рода все ещё стараются облегчить продолжительным употреблением опиатов; но с какими неприятными последствиями! И хотя бы большинство моих медицинских современников и тяготело к этому методу лечения, я, тем не менее, не боюсь назвать его паллиативным, вредным и пагубным.

Я прошу моих собратьев покинуть этот путь (contraria contrariis) в хронических, а также уже и в тех острых болезнях, которые начинают вырождаться в хронические; это дорога в тёмном лесу, теряющаяся на краю пропасти. Высокомерный эмпирик принимает его за проложенную столбовую дорогу и гордится жалкою властью приносить облегчение на несколько часов, мало заботясь о том, не пускает ли болезнь под этою подкраской более глубоких корней.

Впрочем, мне не приходится здесь оставаться одному в качестве предостерегателя. Лучшие, проницательнейшие и добросовестнейшие врачи в хронических болезнях, а также и в острых, переходящих в хронические, до поры до времени обращались (по третьему пути) к таким средствам, которые должны были не прикрывать симптомы, но вырывать болезнь с корнем, словом, к специфическим средствам, - самый желательный и наипохвальнейший почин, какой только можно придумать. Так, например, они пробовали арнику при кровавом поносе, и нашли её в некоторых случаях специфически целительной.

Но какой путеводитель ими руководил, какие основания заставляли их испытывать подобные средства? Увы! Только предшествие эмпирической азартной игры, практики с домашними лекарствами и слепой случайности, благодаря которой эти вещества неожиданно оказывались полезными в той или другой болезни, и часто в особенных незамеченных сочетаниях, которые, может быть, никогда более не встретятся, особенно в чистых, простых болезнях.

Поистине, было бы жаль, если бы только случай и эмпирическое aa propos должны были руководить нами в отыскивании и применении настоящих и верных целительных средств против хронических болезней, которые, без сомнения, составляют наибольшее число человеческих страданий.

Для исследования действия лекарственных средств, чтобы применять их против телесных немощей, нужно как можно меньше полагаться на случай, но браться за дело насколько возможно рационально и с заранее обдуманной целью. Мы видели, что для этого помощь химии неудовлетворительна и должна быть привлекаема к совету с осторожностью; что сходство родов растений в естественной системе, так же, как и сходство видов одного рода, дают только лишь отдалённые намёки; что свойства лекарственных веществ, доступные органам чувств, дают только самые общие указания, ограничиваемые многими исключениями; что изменения выпущенной из жилы крови от примешивания лекарств ничему не учат, и что впрыскивание последних в кровеносные сосуды животных, так же, как и результаты на животных, получающих лекарство ради опыта, представляют слишком грубый приём, чтобы из него можно было судить о тонких действиях лекарственных веществ.

Нам ничего более не остаётся, как испытывать исследуемые лекарства на самом человеческом теле. Эту необходимость сознавали во все времена, но вступали обыкновенно на ложный путь, применяя лекарства, как выше замечено, только эмпирически и наугад сразу в болезнях. Но противодействие больного тела на ещё не исследованное или недостаточно исследованное средство даёт такие запутанные явления, что оценка их слишком трудна даже для самого проницательного врача. Вслед за введением лекарства, не наступает ничего или наступают ухудшение, изменение, улучшение, выздоровление, смерть, причём даже величайший практический гений может ошибаться, какое участие в этих результатах принимало больное тело или лекарственное средство (в слишком большом, среднем или слишком малом приёме?). Такие опыты ничему не учат и приводят к ложным догадкам. Обыкновенные врачи умалчивали о воспоследовавшем вреде. И только отмечали одним словом название болезни (часто принятую ими за другую), где то или другое средство, казалось, помогло; и так образовались бесполезные н вредные толстые книги Schroodеr'а, Rutty, Zorn'а,Chomеl'а, Pome и т. д., в которых находится чрезвычайное число большей частью недействительных лекарственных средств, из которых каждое, на основании таких наблюдений, излечило ту или другую и ещё десять или двадцать других болезней. 4

Истинный врач, заботящийся об усовершенствовании своего искусства, не нуждается ни в каких других сведениях о лекарствах, кроме:

во-первых: какое чистое действие вызывает в человеческом теле каждое средство само по себе?

во-вторых: чему учат наблюдения над их действием в той или иной, простой или осложнённой болезни?

Последней цели отчасти достигают практические сочинения лучших наблюдателей всех веков, особенно же новейших времён. Они содержат в разбросанном виде единственный до сих пор запас чистого сведения о свойствах лекарств в болезнях, с указанием, в каких точно описанных случаях применялись простейшие лекарства, и верно рассказано, где и насколько они были полезны, гдe и насколько они были вредны или менee пригодны. (Дай Бог, чтобы их число было не слишком мало).

Но, так как и у них противоречия встречаются весьма часто, и нередко один в данном случае отвергает то, что другой в подобном же случае хочет найти превосходным, то очевидно, что нам ещё недостаёт выведанного у природы правила, по которому мы могли бы взвешивать достоинство и степень верности их наблюдений. Это правило, мнe кажется, можно вывести единственно только из действия, которое производит данное лекарственное вещество само по себе, в той или другой дозе, в здоровом человеческом теле.

Сюда принадлежат истории неосторожно или по незнанию проглоченных лекарственных веществ и ядов, а также и таких, которые, ради их испытания, преднамеренно принимались внутрь или тщательно давались предназначенным для этого здоровым людям, уголовным преступникам и проч., отчасти также и те истории, гдe неподходящее, сильнодействующее или же в большой дозе принятое вещество употреблялось как домашнее средство или лекарство, при маловажных или же легко распознаваемых болезнях.

Полное собрание такого рода сведений, с замечанием о степени доверия, заслуживаемого их повествователями, было бы, если я сильно не ошибаюсь, главным кодексом лекарствоведения, священной книгой его откровения. Только в них одних можно преднамеренно раскрыть настоящую природу и истинное действие лекарственных веществ, только из них можно догадаться, к каким болезненным случаям эти лекарственные вещества могут быть успешно и верно применимы.

Но, так как и для этого нужен ключ к пониманию, то, быть может, я буду здесь так счастлив предложить принцип, на основании которого можно было бы приступить к делу, чтобы, для пополнения пробелов в медицинe и её усовершенствования, из арсенала знакомых (и ещё незнакомых) лекарственных веществ мало-помалу на известных основаниях находить и на известных основаниях применять для каждой, преимущественно хронической, болезни подходящее специфическое 5 средство. Этот принцип основывается приблизительно на следующем:

Каждое действительное лекарственное вещество возбуждает в человеческом теле известный род собственной болезни, которая тем своеобразнее, тем отличительнее и сильнее, чем действительнее это лекарственное вещество. 6

Нужно подражать природе, которая иногда излечивает хроническую болезнь посредством другой присоединяющейся болезни, и следует применять против болезни, подлежащей излечению, (преимущественно хронической) такое лекарственное вещество, которое в состоянии вызвать другую, наивозможно сходную, искусственную болезнь, и первая будет излечена; similia similibus.

Необходимо лишь в точности изучать, с одной стороны, болезни человеческого тела по их существенному характеру и их случайностям, а с другой стороны - чистые действия лекарств, т. е., существенный характер обыкновенно ими производимой специфической искусственной болезни, рядом со случайными симптомами, происходящими от различия в дозе, в форме и проч., и тогда, выбирая для данной естественной болезни средство, вызывающее наивозможно подобную, искусственную болезнь, можно будет излечивать труднейшие заболевания. 7

Это положение, признаюсь, имеет в такой мере вид бесплодной, аналитической, общей формулы, что я должен поспешить разъяснить его синтетически. Но прежде ещё несколько напоминаний.
I. Большая часть лекарств имеет более одного действия - одно прямое начальное, которое постепенно переходит во второе (назову его косвенными последственным действием). Последнее обыкновенно представляет состояние, прямо противоположное первому. 8 Так действует большая часть растительных средств.

II. Лишь немногие лекарства составляют отсюда исключение и проявляют беспрерывно и однородно только своё первоначальное действие, однако в постепенно ослабевающей степени, пока, наконец, спустя несколько времени от него ничего не остается, и снова восстановляется обыкновенное состояние тела. К этой категории относятся металлические (и другие минеральные?) лекарства, например, мышьяк, ртуть, свинец.

III. Если подобрать для данной хронической болезни лекарственное вещество, весьма сходное с ней в своём главном прямом начальном действии, то косвенное последственное действие иногда и будет как раз то самое состояние тела, которого стараются достигнуть; иногда же (особенно, если назначен ошибочный приём) в последовательном действии наступает расстройство организма на несколько часов, реже дней. Слишком сильная доза блекотного сока легко оставляет за собой последствием большую боязливость, которая проходит иногда только после нескольких часов. Если же она тягостна и требуется сократить её продолжительность, то маленькая доза опия помогает специфически и почти мгновенно: страх исчез. Конечно, опий действует здесь противоположно и паллиативно; но ведь и требуется только паллиативное и временное средство, для того чтобы подавить навсегда скоропреходящую болезнь, что имеет место и при острых болезнях.

IV. Паллиативные средства, вероятно, потому и вредят так сильно в хронических болезнях, что после их первого, противоположного симптомам, действия, оставляют последственное действие, сходное с главною болезнью.

V. Чем больше болезненных симптомов, согласующихся с симптомами подлежащей лечению болезни, возбуждает лекарство в своём прямом действии, тем ближе подходит искусственная болезнь к подлежащей устранению, тем вернее можно ждать хорошего успеха.

VI. Так как можно принять почти за аксиому, что симптомы последственного действия прямо противоположны симптомам прямого действия, то там, где сведения о симптомах прямых действий недостаточны, мастеру в искусстве, позволительно недостающее восполнить в мыслях умозаключениями, т. е., представить себе состояние, противоположное симптомам последственного действия, но смотреть на результат только как на вспомогательное средство, а не как на основной столб своих заключений.

После этих предварительных напоминаний я иду дальше и хочу пояснить на примерах моё основное положение, что для того, чтобы найти истинные целительные силы лекарства для хронических болезней, должно обращать внимание на специфическую искусственную болезнь, обыкновенно им производимую в человеческом теле, чтобы затем применять это лекарство при весьма сходном болезненном состоянии организма, которое требует ycтранения.

Этим также осветится очень сходное положение, что, для того, чтобы радикально излечивать известные хронические болезни, нужно отыскивать такие лекарства, которые имеют обыкновение возбуждать в человеческом теле подобную же и, лучше всего, наиболее подобную болезнь.

В моих примечаниях к лекарствоведению Cullen'а я уже обратил внимание, что хинная корка в больших приёмах у чувствительных, хотя и здоровых лиц возбуждает настоящий лихорадочный пароксизм, который очень сходен с пароксизмом перемежающейся лихорадки, и поэтому вероятно пересиливает последнюю и, таким образом, её излечивает. Теперь, после более зрелого опыта, я прибавляю: не только вероятно, но и наверно.

Я видел здоровую, чувствительную женщину крепкого сложения, на половине беременности, принявшую пять капель эфирного масла ромашки (Matricaria chamomilla) против судорог в икрах. Этот приём был для неё слишком силён. Наступила бессознательность, судороги в икрах усилились, появились преходящие подергивания в членах, в веках и т. д., что-то вроде истерического движения над пупком и болевые схватки, сходные с родовыми болями, только тягостнее, которые продолжались несколько дней. Отсюда выясняется, отчего ромашка так полезна в послеродовых болях, при слишком большой мышечной подвижности и истерии, когда она даётся в таких приёмах, которые не могут сами заметно возбудить подобное же состояние (следовательно, в гораздо меньшей дозе, чем вышеупомянутая).

Подверженный уже с давних пор запору, а, в общем, не больной человек, стал страдать приступами головокружения, которые держались неделями и месяцами. Слабительные средства нисколько не помогали. Я ему дал корень горного баранника (Arnica montana), потому что знал, что он сам по себе вызывает головокружение, в течение целой недели в возрастающих приемах, и с желанным успехом. Так как он действует послабляющим образом, то во время его употребления, в силу противоположного действия, как паллиатива, отправление на низ было свободно; поэтому, после прекращения приема этого корня, запор возвратился, но головокружение было излечено навсегда. Этот корень производит, как я наблюдал вместе с другими, кроме прочих действий, также тошноту, беспокойство, боязливость, угрюмость, головную боль, тяжесть в желудке, пустую отрыжку, резь в животе и частые малые испражнения с натугой. Эти явление, а не пример Stollen'а, побудили меня применить его в совершенно простом (желчном) натужном поносе. Симптомы его были: беспокойство, боязливость, чрезвычайная угрюмость, головная боль, тошнота, полное безвкусие всякой пищи, прогорклый или горький вкус на (чистом) языке, частая пустая отрыжка, давление в желудке, беспрерывная резь в животе, совершенно задержанное выделение кала и, взамен его, чистое отхождение серой или прозрачной, иногда твёрдой, белой клочковатой слизи, частью совершенно смешанной с кровью, частью с кровяными жилками, а также и без крови, ежедневно раз, или, в крайнем случае, два раза, с жесточайшим и продолжительным жилением и натугой. Хотя испражнения были редки, однако, силы больных падали быстро и ещё гораздо быстрее (без улучшения, а, скорее, при ухудшении главного страдания), когда были употребляемы слабительные средства. То были большей частью дети, даже ниже одного года; впрочем, было также несколько взрослых. Диета и прочий образ жизни были целесообразны. И вот, когда я стал сравнивать болезненные симптомы, производимые корнем арники, с теми, которые проявлялись в этом простом натужном поносе, то я смело мог, вследствие их необыкновенного сходства, противопоставить совокупность действия первого соединенным симптомам второго. В результате, оказался превосходнейший успех, без всякой необходимости с моей стороны употреблять что-либо другое. До назначения арники я давал сильное рвотное, 9 и едва только в двух случаях имел необходимость его повторять, потому что арника (даже вне организма) обыкновенно исправляет испорченную желчь и препятствует её порче. Единственное неудобство, которое я от неё имел в эпидемии этого натужного поноса, было то, что она действовала против задержания кала, как противоположное, значит, паллиативное средство, и вызывала частые, хотя и малые, каловые испражнения. Последствием был, по прекращении корня, продолжительный запор.

Для другой, болee простой формы натужного поноса, с более частыми поносистыми испражнениями, корень арники, в силу этого последнего свойства, должен быть бы подходить ещё лучше, ещё точнее; это свойство, в своем начальном и прямом действии, в качестве подобного и, следовательно, непрерывно действующего целительного средства, стало бы здесь обнаруживать стремление к частым каловым испражнениям; в своём же косвенном последственном действии - стремление их успешно останавливать.

И опыт уже это подтвердил: арника уже оказалась превосходной при худших поносах. Она их останавливает, потому что она сама имеет свойство вызывать частые выделение низом (большей частью без ослабления организма). Чтобы быть целительною в поносах без сукровицы, она должна быть назначаема в столь малых дозах, чтобы не производить явного послабления, в поносах же от острых веществ - в больших, опорожняющих приёмах; и цель будет скоро достигнута.

От злоупотребления настоем арниковых цветов я наблюдал опухание желез; я должен был бы очень ошибаться, если бы она в более умеренных дозах не излечивала бы таковых.

Нужно испытать, не в состоянии ли тысячелистник (Аchillea millefolium) сам по себе в больших приёмах производить кровотечение, ввиду того, что он в умеренных приёмах так полезен против хронических кровотечений.

Нет ничего удивительного, что аптечная валериана (Valeriana officinalis) в умеренных приёмах уничтожает слишком большую раздражительность в хронических болезнях, так как она сама в сильном приёме, по моим наблюдениям, чрезвычайно увеличивает раздражительность всего организма.

Спор о том, содержат ли в себе курослеп (Anagallis arvensis) и кора белой омелы (Viscum album) столь большие целебные силы или же не содержат никаких, тотчас прекратился бы, если бы выяснить наблюдениями над здоровыми, производят ли большие приёмы столь противное действию и болезненное состояние, сходное с тем, против которого их до сих пор старались назначать лишь эмпирически.

Специфически искусственная болезнь и своеобразные страдания, производимые пятнистым омегом (Соnium maculatum) далеко не так точно исследованы, как они того заслуживают; тем не менее, целые книги полны эмпирических похвал и эмпирических порицаний этого растения. Известно, что он возбуждает слюнотечение; в таком случае, он может обладать свойством возбуждать лимфатическую систему и оказывать прочную пользу там, где нужно; ограничит слишком усиленную и продолжительную деятельность всасывающих сосудов. 11 Кроме того, так как он ещё вызывает боли (в больших приёмах жестокие боли) в железах, то легко поверить, почему в болезненных затвердениях желез, в раке и при болезненных узлах, остающихся вследствие злоупотребление ртутью, он в умеренной дозе является превосходнейшим средством не только для того, чтобы почти специфически унимать эти особого рода хронические боли гораздо надежнее и продолжительнее, чем паллиативный опий и все остальные наркотические средства, но и для того, чтобы разбивать железистые опухоли, когда они имеют в основании (как ранее сказано) слишком усиленную местную или общую деятельность лимфатических сосудов, или же, когда они являются в вообще сильном организме, так что почти достаточно одного устранения боли, чтобы дать возможность одной природе справиться с болезнью. К этой категории принадлежат болезненные опухоли желез, вследствие наружных повреждений.
При настоящем раке грудной железы, где, по-видимому, существует противоположное состояние железистой системы, а, именно, вялость, там он (кроме начального облегчения болей), конечно, должен был, в общем, оказывать вред, и особенно ухудшает он болезнь там, где организм, как часто бывает, ослаблен продолжительным мучением, и притом ухудшает тем скорее, что его продолжительное употребление само по себе влечёт за собою последствием ослабление желудка и всего тела. Именно вследствие этой причины, что он специфически раздражает железистую систему, как и другие зонтичные растения, он и имеет способность, замеченную уже старыми врачами, уменьшать слишком частое отделение молока. Так как он в больших пpиёмах уже обнаруживает наклонность парализовать лицевые нервы, то становится понятным, почему он оказывает помощь даже и при тёмной воде. Он облегчает судорожные страдания, коклюш и падучую болезнь, потому что он сам имеет наклонность возбуждать судороги. Ещё вернее будет он оказывать пользу при глазных судорогах и дрожании членов, так как он в больших приёмах воспроизводит точно такие же явления. Так же и при головокружении. Осмотрительные врачи должны были бы воспользоваться намёком, что собачья петрушка (Aethusa суnapium), кроме других симптомов, рвоты, поноса и колик, и некоторых, за верность которых я не могу ручаться (общее опухание и т. д.), так специфически вызывает слабоумие, а также слабоумие попеременно с бешенством, чтобы применить её к этой трудноизлечимой болезни. У меня был в запасе лично мною приготовленный хороший экстракт (густой сок), и когда я, однажды, вследствие различных быстро друг за другом следовавших умственных трудов, чувствовал себя рассеянным и неспособным к чтению чего бы то ни было, я принял один-единственный гран экстракта. Действие его обнаружилось в необыкновенном расположении к умственной работе в течение нескольких часов до отхода ко сну. Но, на другой день, я был менее расположен. Водяная бешеница (Cicutа virosa) вызывает, между прочим, сильное жжение в глотке и желудке, тетанус, тоническую судорогу пузыря, судорожное сжатие челюстей, рожу лица (головную боль) и настоящую падучую, - все болезни, против которых мы ещё нуждаемся в действительных лекарствах, и с полною надеждою отчасти найдем целительное средство в этом корне с геркулесовскими свойствами в руках осторожно-смелого врача. Португалец Amatus наблюдал, что кукольван (семена растения Menispermum Cocculus), уже в количествe 4 гран, вызывал у взрослого человека тошноту, икоту и боязливость. У животных он вызывает быстрое, сильное, но, если доза не была смертельна, скоропреходящее одурение. Наши потомки найдут в нём весьма действительное лекарственное средство, как только болезненные явления, причиняемые этими семенами, будут точнее изучены. Индейцы употребляют корень этого дерева, между прочим, в злокачественных нервных горячках (соединённых, следовательно, с одурением). Четверолистный одноягодник (Pans quadrifolia) был найден действительным в судорогах. На основании имеющихся у нас ещё несовершенных сведений о болезненных явлениях, им производимых, листья его в большой дозе вызывают, по крайней мере, судороги в желудкe. Кофе в больших приемах возбуждает головную боль, и поэтому он в умеренной дозе успокаивает головные боли, если они не происходят от испорченного желудка и кислот в первых путях. Он в больших приёмах усиливает перистальтическое движение кишок, и потому в меньших дозах излечивает хронические поносы; таким же образом и другие противоестественные дейcтвия, им возбуждаемые, могли бы быть применены против других сходных с ними заболеваний человеческого тела, если бы мы не привыкли злоупотреблять им. Он прогоняет одуряющую и раздражающую мышечный тонус силу опиума, как противоположно-действующее паллиативное средство и притом целесообразно и удовлетворительно, потому что ему тут приходится побороть не беспрерывное расположение организма, а только скоропреходящие симптомы. Некоторые формы перемежающихся лихорадок, в которых отсутствие раздражительности и чрезмерная натянутость мышц препятствует иначе специфическому действию хинной корки, изгоняются им, по-видимому, только паллиативно, в больших приёмах, причём, однако, его прямое действие в столь больших приёмах длится два дня. Сладко-горький паслён (Solanum dulcamara) в больших приёмах, между прочим, производит сильное припухание больных частей и чувствительные боли или потерю чувствительности в них, а также паралич языка (и лицевых нервов?) В силу последних своих неприятных свойств неудивительно, что он излечивал паралитические страдания, тёмную воду и глухоту и, в более умеренной дозе, будет оказывать ещё более специфическую пользу при параличе языка. В силу первых своих двух свойств он является одним из главных средств при хроническом ревматизме и при ночных болях, вследствие злоупотребления ртутью. В силу своего свойства вызывать странгурию, он оказывался полезным и в упорных трипперах; а в силу своего стремления вызывать зуд и покалывание в коже, он оказывается целительным во многих накожных сыпях и старых язвах, даже таких, который произошли от злоупотребления ртутью. Так как он сам по себе в больших приёмах вызывает судороги в руках, губах и веках, а также дрожание членов, то можно легко понять, почему он был полезен в судорожных страданиях. В бешенстве матки он будет, вероятно, полезен, потому что он так специфически раздражает нервы женских половых частей и (в больших приёмах) вызывает зуд и боли в этих частях. Ягоды чёрного паслёна (Solanum nigrum) вызывали удивительные выворачивания членов, а также и сумасшедшие речи, поэтому правдоподобно, что это растение будет полезно в так называемом бесновании (сумасшествие, соединённое с удивительно высокопарными и часто непонятными речами, которые в прежние времена считались пророчества и чужие языки, вместе с выворачиванием членов), особенно там, где одновременно существуют боли в области желудка, которые эти ягоды в больших дозах также вызывают, а, следовательно, в меньших приёмах излечивают. Так как это растение вызывает рожу лица, то оно может быть здесь полезно, как уже было замечено от его наружного употребления. Так как он, при внутреннем употреблении, ещё сильнее, чем сладко-горький паслён, в своем начальном прямом действии вызывает наружные опухоли, т. е., проходящее задержание всасывающего аппарата, так что его большое мочегонное свойство является только косвенным последним действием, то отсюда делается понятным его благодетельное свойство, через сходное действие, в водянках, лекарственное свойство, тем более заслуживающее исследование, что большинство средств, имеющихся у нас против этой болезни, являются лишь противоположно-действующими (лишь временно возбуждающими лимфатическую систему), следовательно, паллиативными, непригодными к продолжительному лечению. Так как он далее, в больших приёмах, вызывает не только опухоли, но и общее воспалительное припухание, с зудящими и невыносимо жгучими болями, тугостью членов, высыпанием пустул, шелушение кожи, язвы и злокачественные струпья, то что же удивительного, что он, при наружном употреблении, уничтожал различные боли и воспаление. Если же собрать воедино все болезненные симптомы, производимые чёрным паслёном, то нельзя не признать поразительного сходства со злою корчею, против которой, в высшей степени вероятно, он будет специфическим средством. Весьма вероятно, что ягоды красавки (Atropa belladonna) будут полезны, если не в столбняке, то в корче челюстей, (потому что она сама возбуждает нечто вроде этого), и при судорожном затруднении глотания, (которое она сама так специфично вызывает); то и другое принадлежит её прямому действию. Зависит ли её действие в водобоязни, если она таковым в самом деле обладает, исключительно от этого последнего свойства или же, вместе с тем, от её паллиативного свойства на несколько часов подавлять столь высокую в водобоязни раздражительность и чувствительность, это я оставляю открытым. Её свойство успокаивать и рассасывать затвердения, болезненные и изъязвлённые железы станет неоспоримо, вследствие её особенности производить в своём прямом действии в этих железистых опухолях сверлящие и грызущие боли. Однако, мне кажется, что в железистых опухолях, происходящих от чрезмерного возбуждения всасывающей системы, она действует только противоположно, т. e. паллиативно, и лишь на короткое время (с последующим ухудшением, как у всех паллиативов для хронических болезней), между тем как в опухолях, происходящих от слишком большой вялости лимфатической системы, она действует в силу подобного же болезнетворного действия, т, е. продолжительно и прочно. (В таком случае она была бы полезна как раз в таких затвердениях желез, в которых пятнистый омег не пригоден, и, наоборот, этот последний полезен там, где первая вредит). Но, так как она продолжительном употреблении (в силу её косвенного действия) изнуряет весь организм и при мало-мальски усиленных или слишком часто друг за другом следующих приёмах легко возбуждает гангренозную лихорадку, то её хорошее действие слишком часто поглощается в этом побочном вредном влиянии, и всё идёт навстречу смерти (особенно у раковых больных, силы которых иногда уже истощены многолетними страданиями), если она употребляется недостаточно осторожно и у недостаточно сильных больных. Бешенство (как и вышесказанный вид тонических судорог) она вызывает непосредственно, клонические же судороги (конвульсии) - только как последовательное действие, в силу остающегося состояние организма после прямого действия белладонны (задерживающего животные и естественные отправления). Потому-то в падучей болезни, соединённой с бешенством, её благодетельное влияние наидействительнейшим образом отзывалось на последнем, между тем как первая, в силу противоположного (паллиативного) действия белладонны, большей частью только видоизменялась и обыкновенно переходила в дрожание и подобные судороги, более свойственные ослабленным и раздражительным организмам; судороги, производимый белладонной в её прямом действии, принадлежат к категории тонических; хотя мускулы находятся в состоянии паралитического расслабления, но недостающая раздражительность их менее обусловливает известного рода неподвижность и ощущение здоровья, как будто бы было сокращение. Так как бешенство, ею производимое, имеет буйный характер, то она успокаивает подобного рода бешенства, или, по крайней мере, отнимает их бурность. Так как воспоминание о прошедшем ею подавляется в прямом её действии, то ностальгия ею ухудшается, а иногда даже, как я наблюдал, и возбуждается. 13 Также и замеченное усиленное отделение мочи, пота, месячных очищений, кишечных выделений и слюны является следствием остающегося противоположного состояния чрезмерно возвышенной раздражительности и чувствительности во время её косвенного последственного действия, когда уже исчезло начальное прямое действие белладонны, во время которого все вышеупомянутые отделения, как я много раз наблюдал, от больших приёмов часто в течение десяти и более часов, бывают совершенно подавлены. Поэтому, в случаях, где эти отделения совершаются с трудом и подают повод к какой-либо важной болезни, белладонна устраняет эти затруднения, как подобно- действующее средство, прочно и надежно, если они имеют в основании напряжённость волокон и недостаток раздражительности и чувствительности. Я нарочно говорю "важные болезни", потому что только против таковых позволительно употреблять одно из сильнейших средств, требующих величайшей осторожности. Сюда принадлежать некоторые формы водянки, бледной немочи, и т. д. Большая склонность белладонны парализовать зрительные нервы делает её, как подобно-действующее средство, важною в амаврозе. 14 В прямом действии она лишает сна, и только последствием противоположного состояния, вызванного прекращением этого действия, является позже наступающий глубокий сон. Поэтому, путём первоначальной искусственной болезни белладонна будет излечивать упорную бессонницу (например, от недостатка раздражительности) надёжнее, чем какой-либо паллиатив. Её находили полезной в дизентерии; так как она в своём прямом действии задерживает стул, то, по всей вероятности, она могла бы соответствовать простейшей истерии с задержанным выведением кала и редким действием на низ, но не в натужных дизентерических поносах, где она, во всяком случае, должна вредить. Но пригодна ли она в дизентерии в силу прочих её действий, я не осмеливаюсь решать. Она вызывает удар; и если она, как утверждают, оказывалась полезной при серозной апоплексии, то это вследствие этого свойства. Кроме того, в её прямом действии проявляется внутреннее жжение с холодом наружных частей. Её прямое действие продолжается 12, 24 и до 48 часов. Поэтому раньше истечения двух дней не следовало бы повторять приёма. Более частое повторение, хотя бы и весьма малых доз, по своему результату должно приближаться к (более опасному) действию одной сильной дозы, - что и подтверждается наблюдением.
Обстоятельство, что чёрная белена (Hyosciamus niger) в сильных приёмах значительно понижает жизненную теплоту и в своём прямом действии на короткое время ослабляет мышечный тонус, вследствие чего она в умеренных дозах является очень действительным наружным и внутренним паллиативом при внезапных состояниях мышечного напряжения и воспаления, сюда не относится; но достойно замечания наблюдение, что при хронических страданиях с мышечным напряжением это её свойство с каждым приёмом доставляет лишь очень неудовлетворительное паллиативное облегчение, и, в конце концов, в силу своего косвенного последовательного действия, прямо противоположного первому, она скорее вредит, чем помогает; напротив того, в хроническом расслаблении мускулов она будет служить поддержкой укрепляющим средствам, так как она в первоначальном своём действии расслабляет, а поэтому тем сильнее и прочнее в последственном действии укрепляет мышечный тон. Она, кроме того, обладает силой в больших приёмах возбуждать кровотечения, а именно, носовое кровотечение и чаще возвращающиеся месячные очищения, как я сам наблюдал вместе с другими. По этой причине, она в маленьких приёмах в высшей степени действительно и прочно останавливает хронические кровотечения. Более всего достойна внимания искусственная болезнь, которую она производит в очень больших приёмах, а именно, подозрительное, сварливое, злобно оскорбляющее, мстительное, жестокое, бесстрашное 15 сумасшествие (древние поэтому называли белену altercum); и именно этот род сумасшествия она специфически излечивает, только напряжённость мускулов здесь иногда препятствует её продолжительному действию. Затруднительная подвижность и нечувствительность членов, а также апоплексические явления, которые она возбуждает, также ею же излечиваются. В сильных приёмах она возбуждает в своём прямом начальном действии конвульсии, и именно поэтому она полезна в эпилепсии, и, вероятно, также против обычной при ней потери памяти, так как белена сама производит ослабление памяти. Её свойство вызывать в своем прямом действии бессонницу с постоянной наклонностью ко сну, делает её гораздо более надежным средством при хронической бессоннице, чем часто только паллиативно действующий oпий, особенно потому, что он вместе с тем способствует отправлению на низ, хотя только в силу косвенного последовательного действия каждого приёма; следовательно, паллиативно. Она в прямом действии возбуждает сухой кашель и сухость рта и носа; поэтому она очень полезна при щекочущем кашле, и, вероятно, тоже при сухом насморке. Замеченное слизистое отделение из носа и слюнотечение являются только его косвенным последственным действием. Семя её производит судороги лицевых и глазных мускулов и, действуя на голову, производит головокружение и тупую боль в оболочках, лежащих под черепным сводом. Практический врач сумет извлечь отсюда пользу. Её прямое действие длится едва 12 часов. Дурман (Datura stramonium) вызывает удивительные сны наяву, равнодушие к настоящему, громкий разговорный бред, как бы у говорящего во сне, часто со смешением личности. Подобную же манию он специфически излечивает. Он очень специфично вызывает судороги и поэтому часто излечивал падучую. Первое и последнее его свойство делают его целительным при бесновании. Свойство его подавлять память даёт намеки, чтобы испытать его при ослаблении памяти. Наиболее целительным он является там, где есть большая подвижность мышц, потому что он сам по себе в больших дозах вызывает мышечную подвижность, во время своего прямого действия. Он производит (в прямом действии?) жар и расширение зрачков, известный род водобоязни, опухшее красное лицо, подергивание глазных мускулов, задержанное отправление на низ, тяжёлое дыхание, в последственном действии мягкий пульс, пот и сон. Действие больших приёмов длится около 24 часов, малых - только 3 часа. Растительные кислоты, особенно, кажется, лимонная кислота, уничтожают сразу всю действительность. 16 Другие виды датуры действуют, по-видимому, сходным образом. Специфические свойства табака (Nicotiana tabacum) состоят, между прочим, в притуплении внешних чувств и в помрачении чувствилища; поэтому слабоумие может от него что-либо надеяться. Уже в малой дозе он сильно возбуждает мышечные волокна первых путей, - ценное свойство в смысле временного противоположно действующего средства (известного, но сюда не относящегося); как подобно же действующее средство в хронической наклонности к рвоте, наклонности к коликам и судорожному сужению глотки, он, вероятно, будет оказывать пользу, что уже отчасти подтверждает опыт. (Он уменьшает чувствительность первых путей, отсюда его паллиативное свойство ослаблять голод [и жажду?]). В больших дозах он лишает произвольные мышцы их раздражительности и временно уничтожает влияние на них мозговых сил. Это свойство может доставить ему, как подобно- действующему средству, целительную силу в каталепсии; но именно в силу этого свойства, его продолжительное и неумеренное употребление (как у курящих и нюхающих табак) делается столь вредным для покойного состояния мускулов, предназначенных для животных отправлений, что развивается наклонность к падучей, к гипохондрии и истерии. Особенность, что употребление табака так приятно помешанным, происходит от инстинкта этих несчастных паллиативно доставить себе нечувствительность в подреберьях 17 и в мозгу (два обыкновенных их страдания). Но, как противоположно действующее средство, он им доставляет лишь временное облегчение; привычка к нему растёт, без достижения требуемой цели, и, в общем, недуг ухудшается тем более, что не может оказать прочной услуги. Его прямое действие ограничивается немногими часами; от очень больших приёмов оно может продлиться до 24 часов (maximum). Семена чилибухи (Strychnos nux vomica) представляют очень сильно действующее вещество, но болезненные симптомы, им производимые, ещё точно не исследованы. Большая часть того, что я о нём знаю, добыта мною из личного опыта. Чилибуха производит головокружение, страх, лихорадку, дрожь, а в последственном действии известную неподвижность всех частей, по крайней мере, членов, и конвульсивное потягивание. Как известно, она оказывалась полезной в перемежающихся лихорадках вообще, и апоплексических особенно. В первоначальном прямом действии мышечные волокна приобретают особую подвижность, чувствительная система болезненно возбуждается до известного рода опьянения, соединённого с боязливостью и пугливостью. Наступают конвульсии. При таком продолжительном действии на мышечные волокна раздражительность, по-видимому, истощается, сначала в животных и жизненных отправлениях. При переходе в косвенное последственное действие начинает проявляться уменьшение раздражительности сначала в жизненных отправлениях (всеобщий пот), потом в животных и, наконец, в естественных отправлениях. Это последовательное действие держится особенно в последние несколько дней. Во время последственного действия наступает ослабление чувствительности. Уменьшается ли мышечный тон в начальном прямом действии, чтобы в последственном действии тем более подняться, - нельзя в точности утверждать; но верно то, что сократительность волокон настолько же уменьшается в последственном действии, насколько она была усилена в прямом действии. Принимая это за верное, мы видим, что она возбуждает припадок, довольно сходный с истерическими и ипохондрическими пароксизмами, и становится ясным, почему она так часто бывала полезна в этих страданиях. Наклонность в первоначальном прямом действии возбуждать сократительность мускулов и вызывать подёргивание, а в конечном последственном действии наивозможно уменьшать сократительность мускулов, показывает столь большое сходство с падучей болезнью, что уже отсюда можно было бы ожидать от неё способности излечивать последнюю, если бы уже раньше не подтверждал бы того же опыт. Так как она, кромe головокружения, страха и лихорадочной дрожи, вызывает род бреда, заключающегося в оживленных, а иногда в пугающих видениях, и чувство напряжение в желудке, то она, однажды скоро преодолев лихорадку на селе у одного трудолюбивого и рассудительного ремесленника, которая начиналась с напряжения в желудке, к которому внезапно присоединялось головокружение, заставлявшее падать, вслед за которым оставалось нечто вроде умственного расстройства с пугающими ипохондрическими представлениями, боязливостью и расслаблением. До полудня он бывал довольно весел и не слаб; приступ начинался послe обеда около 3 часов. Он получил чилибуху в возрастающих приёмах, ежедневно по одному, и поправился. После четвёртого приёма, содержавшего 17 гран, наступил сильный страх и неподвижность с окоченением всех членов, окончившаяся наступившим обильным потом. Лихорадка и все нервные явление тогда исчезли и никогда более не возвращались, несмотря на то, что он прежде, в течение многих лет, от времени до времени бывал подвержен таким внезапным пароксизмам, также и без лихорадки. Я воспользовался её наклонностью вызывать брюшные судороги, страх и желудочные боли при дизентерической лихорадке (без кровавого поноса) у сожителей с больными кровавым поносом. Она резко уменьшила болезненное чувство во всех членах, угрюмость, боязливость и давление в желудке; то же самое она производила у больных кровавым поносом; но, так как у них был кровавый понос без поносистых испражнений, то, по причине её наклонности производить запор, она задерживала стул ещё больше. Появились признаки испорченной желчи, и дизентерические, хотя и более редкие испражнения сопровождались таким же продолжительным жилением на низ, как и прежде, и имели такой же вид. Потерянный или дурной вкус оставался. Поэтому, свойство её задерживать перистальтические движения будет оказывать невыгодное действие в настоящем и кровавом поносе. В поносах, также натужных, она окажется пригоднее, по крайней мере, как паллиатив. При её употреблении я видел на членах и, преимущественно, в брюшных мускулах, появление подергивающих движений под кожей, как бы производимых живым животным.
От Игнатиевых бобов или семян горькой игнации (Ignatia amara) были замечены дрожание в течение нескольких часов, подергивания, судороги, сердитое настроение, сардонический смех, головокружение, холодный пот. В подобных же случаях она окажется полезной, как уже отчасти показал опыт. Она возбуждает лихорадочный холод и (в последственном действии?) тугоподвижность членов, поэтому она, вследствие своего подобного действия, излечивала перемежающиеся лихорадки, не поддававшиеся хинной корке; вероятно, те менее простые перемежающиеся лихорадки, где осложнение заключалось в увеличенной чувствительности и возвышенной раздражительности (особенно первых путей?). Однако нужно было бы прежде ещё точнее наблюдать остальные симптомы, которые она производит, чтобы применять её как раз в тех случаях, в которых она подходит своими подобными проявлениями. Наперстянка (Digitalis purpurea) производит тошноту самого отвратительного свойства; при её продолжительном употреблении поэтому нередко появляется настоящая ненасытность. Она вызывает известный вид душевного расстройства, которое нелегко распознаётся, так как оно выражается лишь нерассудительными словами, строптивостью, упорством, лукавым ослушанием, стремлением убежать и т. д., что часто мешает её продолжительному употреблению. Так как она, кроме того, в своём прямом действии вызывает сильные головные боли, головокружение, боли в желудке, большое ослабление жизненной силы, чувство разложения и близкой смерти, наполовину замедленный пульс и уменьшение жизненной теплоты, то легко понять, в каких формах помешательства она может приносить пользу; и то, что она уже оказывалась целительною в некоторых из таких заболеваний, это свидетельствую некоторые наблюдения, в которых только не были отмечены точные симптомы болезни. В железах она вызывает зудящее и болезненное ощущение, могущее служить доказательством её пригодности при опухолях желез. Она производит, как я видел, воспаление мейбомиевых желез и будет наверное излечивать такие воспаления. Вообще, она, по-видимому, с одной стороны замедляет кровообращение, а, с другой стороны, возбуждает систему всасывающих сосудов, и поэтому полезнее всего там, где то и другое слишком вяло. Первому она, в таком случае, способствует через своё подобное действие, последнему - через противоположное. Но, так как прямое действие наперстянки продолжается долго (имеются примеры, когда это действие продолжалось 5-б дней), то она может так же, как противоположно действующее средство, занять место продолжительно действующего целительного лекарства. Последнее соображение может быть применено к её мочегонной силе в водянке; здесь она действует противоположно и паллиативно, но, тем не менее, продолжительно, и только поэтому и имеет значение. В своём последовательном действии она производит, твёрдый, скорый пульс; поэтому она не так хорошо подходит для больных с подобным (лихорадочным) пульсом; лучше всего она годится для тех, у которых пульс сходен с тем, который наперстянка вызывает в своём прямом действии, - медленный, вялый. Конвульсии, которые она вызывает в больших приёмах, указывают ей место между антиэпилептическими средствами, но, вероятно, она тут будет целительна только при известных условиях, определяемых остальными болезненными симптомами, которые она производит. При её употреблении, предметы нередко представляются в других цветах, и зрение делается темнее; она будет помогать подобным болезням сетчатки. (Её свойство вызывать понос, что иногда препятствует излечению, устраняется, как я наблюдал, прибавлением щелочных солей). Так как её прямое действие продолжается несколько, иногда много, дней (чем дольше продолжается употребление наперстянки, тем дольше держится прямое действие каждого приёма, - обстоятельство очень примечательное и весьма заслуживающее внимания при лечении), то отсюда видно, как неправильно поступают те, которые, благонамеренно, назначают её в малых, но часто повторяемых дозах, и, таким образом (вследствие того, что пока ещё не кончилось действие первого приёма, а даётся уже, может быть, шестой или седьмой), они, на самом деле, хотя и бессознательно, дают огромные порции, которые нередко влекли за собою смерть). 18 Достаточно одного приёма каждые три, самое большее каждые два дня, вообще же тем реже, чем продолжительнее её употребление. Во время её прямого действия не следует назначать хинной корки; она усиливает, как я заметил, беспокойство от наперстянки до смертельной агонии). Трёхцветная фиалка (Viola tricolor) сначала усиливает кожные сыпи и, таким образом, обнаруживает своё свойство производить, а, следовательно, потому и прочно и действительно излечивать, накожные высыпания. Ипекакуана с пользою применяется в болезнях, против которых уже сама природа прилагает некоторое усилие, но бессильна, чтобы достигнуть цели. Здесь рвотный корень представляет для нервов верхней части входного отверстия желудка, самой чувствительной части органа жизненной силы, весьма противное вещество, возбуждающее тошноту и беспокойство, и действующее чрезвычайно сходно с подлежащим удалению болезнетворным веществом. Против такого удвоенного сопротивления природа теперь тем сильнее напрягает свои антагонистические силы и, таким образом, этим увеличенным противоусилием легче удаляется болезнетворное вещество. Таким образом, лихорадки приводятся к кризису, застои в кишках, в груди и в матке приводятся в движение, миазмы заразных болезней выгоняются через кожу, судорога пересиливается судорогою, производимою рвотным корнем; сосуды, расслабленные или раздражённые отлагающейся на них остротою, расположенные к кровотечениям, получают опять своё напряжение и свободу, и т. д. Очевиднее всего влияет она, как средство, действующее подобно подлежащей излечению болезни, при хронической наклонности к рвоте без рвотного извержения. Тогда её дают в очень маленьких приёмах, чтобы чаще возбуждать тошноту, и наклонность к рвотe с каждым приёмом исчезает всё более и более и прочнее, чем от всех паллиативных средств. Свойство олеандра (Nenum oleander) вызывать сердцебиение, страх и обморок, заставляет ожидать от него пользы в некоторых формах хронического сердцебиения, а также при падучей. Он вздувает живот, уменьшает жизненную теплоту и является, по-видимому, одним из самых действительных растений. Болезненные симптомы, производимые растением Nerium antidysentericum, недостаточно известны, чтобы можно было на известных основаниях расследовать его истинные лекарственные свойства. Но, так как он первоначально учащает кишечные отправления, то он, вероятно, излечивает поносы, как сходно действующее средство. Ягоды толокнянки (Arbutus uva ursi), не проявляя заметной для чувств остроты, действительно нередко усиливали, в силу им присущего особенного свойства, затруднение при мочеиспускании, непроизвольное отхождение мочи и пр., как признак, что она сама имеет наклонность возбуждать, а, следовательно, и прочно излечивать, подобные страдания, что и подтверждается на опыте. Сибирская роза (Rhododendron chrysanthum) посредством жгучей, зудящей и покалывающей боли, которую она возбуждает в больных частях, показывает, что она, во всяком случае, в силу сходного действия, пригодна успокаивать различного рода боли в членах, что и подтверждает опыт. Она вызывает затруднение дыхание и кожные сыпи, и поэтому будет полезна в подобных же страданиях, а также и при воспалении глаз, так как она вызывает слёзы и зуд в глазах. Болотный багун (Ledum palustre), по моим наблюдениям, между прочим, вызывает затруднённое болезненное дыхание; это служит подтверждением пользы, которую он оказывает при коклюше, а также, вероятно, и при болезненном удушье. Не будет ли он целителен при воспалительном колотье в боку, ввиду того, что свойство его (в последственном действии?) так сильно понижать теплоту крови ускоряет выздоровление. Он производит, как я наблюдал, болезненно колющее ощущение во всех частях горла, и отсюда его необычайно благодетельное действие в злокачественных и воспалительных жабах. Так же специфично, как я видел, его свойство возбуждать тягостный зуд в коже, и именно отсюда происходит его большая польза в упорных накожных болезнях. Боязливость и обмороки, которые он производит, могли бы служить указанием для подобных же случаев. Как переходное и противоположно действующее, сильно мочегонное и, в тоже время, потогонное средство, он может излечивать водяночные опухоли, но вернее острые, чем хронические. На некоторых из этих свойств зиждется его случайная слава в кровавом поносе. Но был ли то настоящий кровавый понос, или столь часто смешиваемые болезненные поносы? В последних он, пожалуй, может, как паллиатив, ускорить, а также и совершить излечение; но в настоящем простом кровавом поносе я никогда не имел от него пользы. Продолжительная слабость, которую он вызывает, препятствовала длительному его употреблению, и он не исправлял ни жиление на низ, ни свойства испражнений, хотя последние становились реже. Признаки испорченной желчи при его употреблении бывали скорее чаще, чем если бы больные оставались без лекарств. Он возбуждает особую угрюмость, головную боль и затуманение умственных способностей; нижние конечности шатаются; зрачок расширяется. (Являются ли оба последние симптома, или по крайней мере, последний, результатом последственного действия?). Десять гран в настое, один раз в день ежедневно, было достаточным приемом для шестилетнего ребёнка.
От Игнатиевых бобов или семян горькой игнации (Ignatia amara) были замечены дрожание в течение нескольких часов, подергивания, судороги, сердитое настроение, сардонический смех, головокружение, холодный пот. В подобных же случаях она окажется полезной, как уже отчасти показал опыт. Она возбуждает лихорадочный холод и (в последственном действии?) тугоподвижность членов, поэтому она, вследствие своего подобного действия, излечивала перемежающиеся лихорадки, не поддававшиеся хинной корке; вероятно, те менее простые перемежающиеся лихорадки, где осложнение заключалось в увеличенной чувствительности и возвышенной раздражительности (особенно первых путей?). Однако нужно было бы прежде ещё точнее наблюдать остальные симптомы, которые она производит, чтобы применять её как раз в тех случаях, в которых она подходит своими подобными проявлениями. Наперстянка (Digitalis purpurea) производит тошноту самого отвратительного свойства; при её продолжительном употреблении поэтому нередко появляется настоящая ненасытность. Она вызывает известный вид душевного расстройства, которое нелегко распознаётся, так как оно выражается лишь нерассудительными словами, строптивостью, упорством, лукавым ослушанием, стремлением убежать и т. д., что часто мешает её продолжительному употреблению. Так как она, кроме того, в своём прямом действии вызывает сильные головные боли, головокружение, боли в желудке, большое ослабление жизненной силы, чувство разложения и близкой смерти, наполовину замедленный пульс и уменьшение жизненной теплоты, то легко понять, в каких формах помешательства она может приносить пользу; и то, что она уже оказывалась целительною в некоторых из таких заболеваний, это свидетельствую некоторые наблюдения, в которых только не были отмечены точные симптомы болезни. В железах она вызывает зудящее и болезненное ощущение, могущее служить доказательством её пригодности при опухолях желез. Она производит, как я видел, воспаление мейбомиевых желез и будет наверное излечивать такие воспаления. Вообще, она, по-видимому, с одной стороны замедляет кровообращение, а, с другой стороны, возбуждает систему всасывающих сосудов, и поэтому полезнее всего там, где то и другое слишком вяло. Первому она, в таком случае, способствует через своё подобное действие, последнему - через противоположное. Но, так как прямое действие наперстянки продолжается долго (имеются примеры, когда это действие продолжалось 5-б дней), то она может так же, как противоположно действующее средство, занять место продолжительно действующего целительного лекарства. Последнее соображение может быть применено к её мочегонной силе в водянке; здесь она действует противоположно и паллиативно, но, тем не менее, продолжительно, и только поэтому и имеет значение. В своём последовательном действии она производит, твёрдый, скорый пульс; поэтому она не так хорошо подходит для больных с подобным (лихорадочным) пульсом; лучше всего она годится для тех, у которых пульс сходен с тем, который наперстянка вызывает в своём прямом действии, - медленный, вялый. Конвульсии, которые она вызывает в больших приёмах, указывают ей место между антиэпилептическими средствами, но, вероятно, она тут будет целительна только при известных условиях, определяемых остальными болезненными симптомами, которые она производит. При её употреблении, предметы нередко представляются в других цветах, и зрение делается темнее; она будет помогать подобным болезням сетчатки. (Её свойство вызывать понос, что иногда препятствует излечению, устраняется, как я наблюдал, прибавлением щелочных солей). Так как её прямое действие продолжается несколько, иногда много, дней (чем дольше продолжается употребление наперстянки, тем дольше держится прямое действие каждого приёма, - обстоятельство очень примечательное и весьма заслуживающее внимания при лечении), то отсюда видно, как неправильно поступают те, которые, благонамеренно, назначают её в малых, но часто повторяемых дозах, и, таким образом (вследствие того, что пока ещё не кончилось действие первого приёма, а даётся уже, может быть, шестой или седьмой), они, на самом деле, хотя и бессознательно, дают огромные порции, которые нередко влекли за собою смерть). 18 Достаточно одного приёма каждые три, самое большее каждые два дня, вообще же тем реже, чем продолжительнее её употребление. Во время её прямого действия не следует назначать хинной корки; она усиливает, как я заметил, беспокойство от наперстянки до смертельной агонии). Трёхцветная фиалка (Viola tricolor) сначала усиливает кожные сыпи и, таким образом, обнаруживает своё свойство производить, а, следовательно, потому и прочно и действительно излечивать, накожные высыпания. Ипекакуана с пользою применяется в болезнях, против которых уже сама природа прилагает некоторое усилие, но бессильна, чтобы достигнуть цели. Здесь рвотный корень представляет для нервов верхней части входного отверстия желудка, самой чувствительной части органа жизненной силы, весьма противное вещество, возбуждающее тошноту и беспокойство, и действующее чрезвычайно сходно с подлежащим удалению болезнетворным веществом. Против такого удвоенного сопротивления природа теперь тем сильнее напрягает свои антагонистические силы и, таким образом, этим увеличенным противоусилием легче удаляется болезнетворное вещество. Таким образом, лихорадки приводятся к кризису, застои в кишках, в груди и в матке приводятся в движение, миазмы заразных болезней выгоняются через кожу, судорога пересиливается судорогою, производимою рвотным корнем; сосуды, расслабленные или раздражённые отлагающейся на них остротою, расположенные к кровотечениям, получают опять своё напряжение и свободу, и т. д. Очевиднее всего влияет она, как средство, действующее подобно подлежащей излечению болезни, при хронической наклонности к рвоте без рвотного извержения. Тогда её дают в очень маленьких приёмах, чтобы чаще возбуждать тошноту, и наклонность к рвотe с каждым приёмом исчезает всё более и более и прочнее, чем от всех паллиативных средств. Свойство олеандра (Nenum oleander) вызывать сердцебиение, страх и обморок, заставляет ожидать от него пользы в некоторых формах хронического сердцебиения, а также при падучей. Он вздувает живот, уменьшает жизненную теплоту и является, по-видимому, одним из самых действительных растений. Болезненные симптомы, производимые растением Nerium antidysentericum, недостаточно известны, чтобы можно было на известных основаниях расследовать его истинные лекарственные свойства. Но, так как он первоначально учащает кишечные отправления, то он, вероятно, излечивает поносы, как сходно действующее средство. Ягоды толокнянки (Arbutus uva ursi), не проявляя заметной для чувств остроты, действительно нередко усиливали, в силу им присущего особенного свойства, затруднение при мочеиспускании, непроизвольное отхождение мочи и пр., как признак, что она сама имеет наклонность возбуждать, а, следовательно, и прочно излечивать, подобные страдания, что и подтверждается на опыте. Сибирская роза (Rhododendron chrysanthum) посредством жгучей, зудящей и покалывающей боли, которую она возбуждает в больных частях, показывает, что она, во всяком случае, в силу сходного действия, пригодна успокаивать различного рода боли в членах, что и подтверждает опыт. Она вызывает затруднение дыхание и кожные сыпи, и поэтому будет полезна в подобных же страданиях, а также и при воспалении глаз, так как она вызывает слёзы и зуд в глазах. Болотный багун (Ledum palustre), по моим наблюдениям, между прочим, вызывает затруднённое болезненное дыхание; это служит подтверждением пользы, которую он оказывает при коклюше, а также, вероятно, и при болезненном удушье. Не будет ли он целителен при воспалительном колотье в боку, ввиду того, что свойство его (в последственном действии?) так сильно понижать теплоту крови ускоряет выздоровление. Он производит, как я наблюдал, болезненно колющее ощущение во всех частях горла, и отсюда его необычайно благодетельное действие в злокачественных и воспалительных жабах. Так же специфично, как я видел, его свойство возбуждать тягостный зуд в коже, и именно отсюда происходит его большая польза в упорных накожных болезнях. Боязливость и обмороки, которые он производит, могли бы служить указанием для подобных же случаев. Как переходное и противоположно действующее, сильно мочегонное и, в тоже время, потогонное средство, он может излечивать водяночные опухоли, но вернее острые, чем хронические. На некоторых из этих свойств зиждется его случайная слава в кровавом поносе. Но был ли то настоящий кровавый понос, или столь часто смешиваемые болезненные поносы? В последних он, пожалуй, может, как паллиатив, ускорить, а также и совершить излечение; но в настоящем простом кровавом поносе я никогда не имел от него пользы. Продолжительная слабость, которую он вызывает, препятствовала длительному его употреблению, и он не исправлял ни жиление на низ, ни свойства испражнений, хотя последние становились реже. Признаки испорченной желчи при его употреблении бывали скорее чаще, чем если бы больные оставались без лекарств. Он возбуждает особую угрюмость, головную боль и затуманение умственных способностей; нижние конечности шатаются; зрачок расширяется. (Являются ли оба последние симптома, или по крайней мере, последний, результатом последственного действия?). Десять гран в настое, один раз в день ежедневно, было достаточным приемом для шестилетнего ребёнка.
Начальное прямое действие опия (Papaver somniferum) в проходящем повышении жизненных сил и усилении тона кровяных сосудов и мускулов, особенно тех, которые служат для животных и жизненных отправлений, а также в возбуждении органов души, памяти, фантазии и органа страстей, вследствие чего, от умеренных приёмов, замечается расположение к делам, оживленность речи, остроумие, воспоминание о прошлых временах, влюблённость и пр.; от больших приёмов - смелость, храбрость, мстительность, распущенная весёлость, похотливость, от ещё больших приёмов - бешенство и судороги. Во всех этих состояниях, самостоятельность, свобода и произвол духа в ощущении, суждении и действии страдают всё более и более, чем сильнее доза. Отсюда равнодушие к внешним неприятностям, боли и т. д. Но это состояние длится недолго. Мало-помалу, является недостаток идей, картины постепенно исчезают, наступает paсcлaбление мышц и сон. Если продолжать его употребление, усиливая приёмы, то (косвенным) последствием остаётся слабость, сонливость, вялость, ворчливое недовольство, грусть, бессознательность (бесчувственность, слабоумие), пока не будет применено новое раздражение посредством опия или подобного вещества. Во время прямого действия раздражительность мышц, по-видимому, уменьшается в такой же степени, в какой возрастает их тонус; в последственном же действии, последний уменьшается, между тем, как первая усиливается. 19 Прямое действие допускает большую свободу духа спокойно воспринимать боль, досаду и пр., чем последственное действие, а поэтому имеет боoльшую болеутоляющую силу. (В случаях, гдe требуется лишь прямое действие, как cardiacum, необходимо частое употребление приёмов каждые три или четыре часа, т. е., каждый раз раньше, чем наступит расслабляющее и увеличивающее раздражительность последственное действие. Во всех этих случаях он действует лишь противоположно, как паллиативное средство. Прочного подкрепления от него одного при таком употреблении никогда нельзя ожидать, менее всего при хронической слабости. Впрочем, это здесь нас не касается). Если же хотят продолжительно уменьшить мышечный тонус (мышечным тонусом я называю свойство мышц вполне сокращаться и вполнe расслабляться) и продолжительно уменьшить слишком незначительную раздражительность, как в некоторых случаях мании, тогда можно с успехом и продолжительно употреблять опий в больших дозах, как подобно-действующее средство, пользуясь его косвенным последственным действием. Согласно с этим принципом, должно быть рассматриваемо лечение посредством опия чисто воспалительных болезней, как, например, пробовали его употреблять при колотье в боку. В упомянутых случаях требуется приблизительно каждые 12-24 часа по одному приёму. Однако это косвенное последственное действие, по-видимому, применялocь как подобно-действующее целительное средство, - обстоятельство, неизвестное для меня ни при каком другом лекарстве. А именно - опий употребляли с величайшим успехом (не против настоящих венерических болезней, потому что это было заблуждение), но против вредных явлений, столь часто происходящих в венерических болезнях от употребления и злоупотребления ртутью, которые часто гораздо хуже, чем сама венерическая болезнь. Но, прежде, чем я поясню это употребление опия, я должен предварительно напомнить кое-что, сюда относящееся, относительно природы венерической болезни и включить сюда то, что я вообще имею сказать относительно ртути. Венерические болезни имеют в основе яд, который, кроме других свойств, проявляемых им в человеческом теле, обладает преимущественно наклонностью вызывать воспалительные и нагноительные опухоли желез (ослаблять мышечный тонус?), возбуждать расположение к разобщению механической связи волокон, вследствие чего образуется масса разъедающих труднозаживающих язв, происхождение которых узнается по их круглому очертанию, и, наконец, повышать раздражительность. Так как такая, столь хроническая, болезнь может быть излечена только таким средством, которое само производит болезнь, весьма сходную с венерическою, то против неё нельзя было и придумать более целительного средства, чем ртуть. Самое отличное свойство ртути изменять человеческий организм состоит в том, что она в прямом действии раздражает железистую систему (а в косвенном последственном действии оставляет за собой железистые затвердения), ослабляет тонус мышечных волокон и механическую между ними связь и располагает к их разобщению в такой мере, что образуется масса разъедающих, трудно заживающих язв, природа которых узнаётся по их круглому очертанию, и, наконец, необыкновенно повышает раздражительность (и впечатлительность). Опыт увенчал это специфическое средство. Но так как нет ни одного настолько подобно-действующего средства, как сама подлежащая лечению болезнь, то и ртутная болезнь (обыкновенно производимые ею в организме симптомы и изменения) всё ещё весьма сильно отличается от природы венерической болезни. Язвы венерической болезни остаются только в самых поверхностных частях, особенно первичные (вторичные очень медленно распространяются), они отделяют клейкий сок, вместо гноя, их края находятся почти совершенно вровень с кожей (исключая язвы первичного заражения) и почти совершенно безболезненны (за исключением первичной язвы, возникшей от первоначального заражения, шанкра и гноящейся паховой железы, бубона). Ртутные язвы разъедают глубже, (быстро разрастаются), крайне болезненны и частью выделяют из себя едкий жидкий гной, частью же покрыты нечистым, творожистым налётом, и имеют вывороченные края. Опухоли желез при венерической болезни остаются несколько дней, они или скоро исчезают, или железа нагнаивается. Поражённые ртутью железы раздражаются к деятельности, в силу прямого действия этого металла (и, таким образом, от него исчезают опухоли желез, происходящие от других их причин), или же, во время косвенного последственного действия, они оставляются в состоянии холодного затвердения. Венерический яд уплотняет надкостную плеву наиболее выдающихся, свободных от мяса мест костей; в них появляются мучительные боли. Но костоеды, в наше время, этот яд никогда не вызывает, сколько я ни проводил расследования с целью узнать противное. Ртуть растворяет связь плотных частей не только мягких, но и костей; она разъедает сперва наиболее пористые и наиболее прикрытые кости, и эта костоеда только ещё скорее ухудшается от дальнейшего употребления этого металла. Произошедшие от наружных повреждений раны, под влиянием ртутной болезни, превращаются в старые, трудноизлечимые язвы, - обстоятельство, которое не встречается при венерической болезни. Наблюдаемое при меркуриальной болезни дрожание не замечается при венерической. От ртути возникает изнурительная, чрезвычайно ослабляющая лихорадка с жаждой и значительным быстрым исхуданием. Исхудание и изнурение от венерической болезни происходят только очень постепенно и остаются в умеренных пределах. Чрезмерная чувствительность при ртутной болезни и бессонница свойственны этому металлу, но не венерической болезни. Большая часть этих симптомов составляет, по-видимому, скорее непрямое последственное, чем прямое действие ртути. Я здесь так подробно распространяюсь потому, что практикующие врачи часто затрудняются отличать 20 хроническую ртутную болезнь от симптомов венерической болезни и лечат симптомы, считаемые ими за венерические, но на самом деле принадлежащие меркурию, к вреду столь многочисленных больных дальнейшим употреблением ртути, но особенно потому, что мне нужно было описать ртутную болезнь для того, чтобы показать, в какой мере опий может служит для неё целительным средством, как подобно-действующее средство. Опий, назначаемый в своём прямом действии, т. е., по крайней мере, через каждые 8 часов, поднимает падающие силы больных ртутной болезнью, как противоположно-действующее средство, и успокаивает раздражительность. Но это бывает только при больших приёмах, сообразных со слабостью и раздражительностью, точно так, как у истерических и ипохондрических лиц, и при чрезмерной чувствительности истощённых больных он помогает только в больших, часто повторяемых приемах. В это время, телесная природа, по-видимому, опия, входит в свои права, наступает тайное преобразование состояния организма, и ртутная болезнь постепенно преодолевается. Поправляющиеся больные переносят теперь всё меньшие и меньшие приёмы. Таким образом, хотя и кажется, что ртутная болезнь побеждена паллиативной противоположной силой опия, но кто знает почти непреодолимую природу ртутной болезни, находящейся в своём разгаре, когда она неудержимо разрушает и разлагает животную машину, тот поймёт, что простой паллиатив не мог бы пересилить этот в высшей степени хронический недуг, если бы последственные действия опия не были весьма параллельны ртутной болезни, и если бы они не содействовали победе над недугом. Последственные действия больших приёмов продолжительно употребляемого опия, увеличенная раздражительность, слабость мышечного тонуса, лёгкое разъединение твёрдых частей и трудное заживление ран, дрожание, исхудание тела, сонливая бессонница, все эти симптомы очень сходны с симптомами ртутной болезни и только в том отличаются между собой, что симптомы ртутной болезни, если она сильна, длятся годами, часто до самой смерти, симптомы же болезни, вызванной опием, несколько дней или часов. Нужно было бы давать опий продолжительное время и в чрезмерно больших приёмах, для того, чтобы симптомы его последственного действия могли продолжаться несколько недель или немного больше. Это сокращённое, ограниченное небольшой продолжительностью времени, последственное действие опия делается, таким образом, настоящим противоядием против имеющих наклонности к почти неограниченной продолжительности последственных действий ртути в высокой степени развития; и почти только от одного этого противоядия можно ждать прочного и настоящего выздоровления. Последственное действие опия может проявлять свою целительную силу почти в продолжение всего курса лечения, в промежутках между повторными приемами опия, как только первоначальное прямое действие каждой дозы исчезает и когда приостанавливается его употребление. Свинец в своём начальном действии возбуждает в обнажённых (двигательных?) нервах сильную рвущую боль и (вследствие этого?) расслабляет мышечные волокна до паралича; мышцы делаются бледными и дряблыми, как показывает рассечение, однако с сохранением остаточной, хотя и уменьшенной наружной чувствительности. В поражённых волокнах не только уменьшается способность сокращения, но и возможная ещё двигательная способность делается труднеe, чем при подобных расслаблениях, вследствие почти полной потери раздражительности.  Однако, это замечается только в мускулах, принадлежащих же к естественным и животным отправлением; в принадлежащих же к жизненным отправлениям это действие проявляется без боли и в уменьшенной степени. Так как двухсторонняя деятельность системы кровеносных сосудов замедляется (твердый, редкий пульс), то отсюда понятна причина уменьшения от свинца теплоты крови. Ртуть, правда, тоже очень сильно уменьшает сцепление между собой частиц мышечных волокон, но увеличивает их восприимчивость к раздражающему веществу до лёгкости к движению. Это действие, будь оно прямым или косвенно-последственнным, очень продолжительно, а поэтому последнее свойство, в смысле противоположно-действующего лекарства, имеет могущественное влияние против свинцовой болезни; в первом же свойстве она имеет значение, как подобно-действующее средство. Ртуть, как при наружном втирании, так при внутреннем употреблении, имеет почти специфическую силу свинцовой болезни. Опий в своём прямом действии усиливает сократительность мышечных волокон и уменьшает раздражительность. В силу первого свойства он действует против свинцовой болезни, паллиативно, в силу же последнего - прочно, как подобно-действующее средство. Нa основании вышеуказанных понятий о природе свинцовой болезни можно усмотреть, что польза в болезнях, оказанная этим металлом (свинцом), который требует той осторожности в употреблении, основывается лишь на противоположном (сюда не относящемся), хотя и очень продолжительном действии.
Истинная природа действия мышьяка ещё в точности не исследована. Поскольку я сам наблюдал, он очень склонен вызывать то судорожное состояние кровеносных сосудов и потрясение нервов, которое называют лихорадочным ознобом. Если употреблять его в довольно сильном приёме (1/6, 1/5 грана) для взрослого, то этот озноб делается очень заметным. Это свойство делает весьма могущественным средством, как подобно-действующее лекарство, против перемежающейся лихорадки, тем более потому, что он обладает замеченной мною способностью вызывать ежедневно возвращающийся, хотя всё более слабый, пароксизм, даже после того, как прекращается его употребление. В типических болезнях периодической головной боли и т. д. это типически- действующее свойство мышьяка делает из него в малых дозах (1/10 до maximum 1/6 грана в растворе) ценное средство, которое, я предчувствую, окажется неоценимым для наших, быть может, ещё более смелых, ещё более внимательных и ещё более осторожных потомков. Так как его действие продолжается несколько дней, то более частые, хотя и очень малые дозы, слагаются в теле в огромную, опасную дозу. Поэтому, если находят необходимым назначать его ежедневно по одному разу в день, то каждый последующий приём должен быть, по крайней мере, на третью часть меньше, чем предыдущий. Но если имеют дело с болезнями короткого типа, с промежутками около двух дней, то лучше назначать один приём всегда только для одного пароксизма, за 2 часа до его наступления, и пропустить следующий пароксизм, не назначая против него вовсе никакого мышьяка, а дать его перед третьим приступом, приблизительно за два часа до его наступления. Даже против четырёхдневной лихорадки лучше всего поступать так же и действовать только против ряда промежуточных пароксизмов, если в первом ряде припадков счастливо достигнута цель. (При более длинных типах, например, в 7, 9, 11 и 14 дней, можно назначать по одному приёму перед каждым пароксизмом). Продолжительное употребление мышьяка в больших приёмах постепенно производит почти постоянное лихорадочное состояние; поэтому он окажется полезным в малых дозах (около 1/12 грана), как уже отчасти показал и опыт, в изнурительных и послабляющих лихорадках, как подобно-действующее средство. Но такое продолжительное употребление мышьяка всегда останется мастерством искусства, так как он обладает большой наклонностью уменьшать жизненную теплоту и тонус мышечных волокон. (Отсюда параличи вследствие сильного или продолжительно неосторожного его употребления). Эти последние свойства могли бы сделать его полезным, как противоположно-действующее средство, в чистых воспалительных болезнях. Он понижает тонус мышечных волокон, и в то же время уменьшает содержание свертываемой лимфы в крови и её сцепление, в чем я убедился кровопусканиями у больных и мышьяковой болезнью и притом у таких, которые до употребление этой металлической (мышеяковистой) кислоты имели слишком густую кровь. Однако он не только понижает жизненную теплоту и тонус мышечных волокон, но даже, как я, кажется, убедился, и чувствительность нервов. (Таким образом, он, как противоположно-действущее средство, в одном единственном маленьком приёме, доставляет буйным с напряженными мышцами и слишком густой кровью спокойный сон там, где все другие средства не имели никакого успеха. Лица, отравленные мышьяком, более покойны относительно своего положения, чем можно было ожидать; и вообще он, по-видимому, убивает больше через погашение жизненной силы и чувствования, чем в силу своего воспаляющего свойства, разъедающего только местно и на небольшом пространстве. Если принять это положение за основание, то становится понятным быстрое разложение трупов людей, погибших от мышьяка, так же, как и у умерших от гангрены). Он ослабляет всасывающую систему, - обстоятельство, из которого, со временем, быть может, будет извлечена особая его целебная сила (как подобно- или противоположно-действующее средство?), но которое при его продолжительном употреблении должно всё более и более внушать осторожности. Относительно его особенных свойств я должен напомнить свойство усиливать раздражительность мышечных волокон, особенно в системе жизненных отправлений, откуда кашель, и именно вследствие чего вышеупомянутые хронические лихорадочные движения.

Редко бывает, чтобы мышьяк, употребляемый в несколько более значительных дозах и продолжительное время, не возбуждал известного вида упорной сыпи (или, по меньшей мере, слущивания кожицы), особенно при употреблении потогонных средств и при горячительном образе жизни. Благодаря этому свойству, он с пользою употребляется индусскими врачами против страшной накожной болезни - слоновой проказы (elephantiasis). Будет ли он тоже действителен в пеллагре? Если он (как говорят) полезен при водобоязни, то это в силу его свойства уменьшать влияние нервной силы на сцепление частиц мышечных волокон и их тонус, а также уменьшает чувствительность нервов, т. е., в силу противоположно-действующего свойства. Я видел, что он возбуждает ощутительные и продолжительные боли в сочленениях, и я не берусь решать, как можно будет воспользоваться этим свойством для целительных целей. Какое влияние друг на друга имеют мышьяковая, свинцовая и меркуриальная болезни и каким образом можно было бы одну уничтожить другой, это точнее определит будущее.

Если бы явления продолжительного употребления мышьяка стали угрожающими, то (кромe применения сернистого водорода в напитках и ваннах, чтобы уничтожить присутствующий ещё в субстанции металл) может оказаться полезным свободное употребление огня таким же способом, как и против ртутной болезни (см. выше).

Я опять возвращаюсь к растительным средствам, а именно к растению, которое по своему сильному и продолжительному действию заслуживает стать рядом с минеральными ядами, я подразумеваю ягодоносный тис (Taxus baccata). Собранные с него части, особенно кора у отцветшего дерева, должны внушать осторожность при употреблении, этому учат появляющиеся иногда несколько недель после последнего приёма кожные сыпи, часто с признаками гангренозного распадения волокон, и иногда внезапная смерть, наступающая иногда лишь через несколько недель после последнего приёма при гангренозных явлениях. Он производит, как кажется, известную остроту во всех жидких частях и сгущение лимфы, сосуды и волокна раздражаются, и, тем не менее, их отправления скорее затруднены, чем облегчены. Этому свидетельствуют производимые им малые испражнения, сопровождаемые жилением на низ, задержка мочи, вязкая, солёная, жгучая слюна, клейкий, зловонный пот, кашель, летучие чувствительные боли в членах после пота, подагра, воспалительная рожа, пустулы на коже, зуд кожи или краснота на тех местах, где под низом лежат железы, искусственная желтуха, озноб, постоянная лихорадка и т. д. Однако, наблюдения не достаточно точны, чтобы можно было различать, где первоначальное прямое, а где последственное косвенное действие. Прямое действие, по-видимому, держится довольно долго. В последственном же действии в волокнах и сосудах, особенно, которые принадлежат всасывающей системе, по-видимому, остаётся вялое состояние, лишённое раздражительности и, отчасти, даже жизненной силы. Отсюда поты, слюнотечение, водянистая чистая моча, кровотечение (растворение красного кровяного сгустка) и, после больших приёмов или вследствие слишком продолжительного употребления, водянка упорная желтуха, петехии, гангренозное растворение соков. В осторожных, постепенно увеличивающихся приёмах можно, как уже отчасти показал опыт, с положитeльнoй пользой употреблять его в подобной же порче соков и в подобном состоянии твёрдых частей, словом, в болезненных страданиях, подобных тем, которые производит это растение, в затвердении печени, желтухе и опухоли жeлeз при напряжённых мускулах, в упорных катарах, катаре пузыря (натужном поносе, задержке мочи, при опухолях, соединённнх с натянутыми волокнами), в аменоррее, вследствие напряженных волокон. (Вследствие его продолжительного прямого действия, он иногда может оказывать длительную пользу, как противоположно-действующее средство, при рахите, аменорее вместе с вялостью и т. д. Но это сюда не относится).

Аконит (Aconitum napellus) возбуждает мурашечные, а также чувствительные рвущие боли во всех членах и груди, в челюстях; это одно из главных средств при суставных болях всякого рода (?), которое будет полезно при хронической зубной боли ревматического характера, при ложном колотье в боку, при лицевой боли и при последствиях прорезывания человеческих зубов Он возбуждает холодящее давление в желудке, затылочные боли, колотье в почках, чрезвычайно болезненное воспаление глаз, режущую боль в языке; практикующий врач сумеет применить эти искусственные болезненные состояния к подобным же естественным Он имеет свойство преимущественно вызывать головокружение, обмороки, припадки слабости, удар и проходящие параличи, общие частичные параличи, гемиплегию, параличи отдельных членов, языка, заднего прохода, пузыря, потемнение зрения и временную слепоту, шум в ушах, и, как доказал опыт в значительной мере, он также и целителен в общих и частичных параличах поименованных частей; и во многих случаях, как подобно-действующее средство, он уже излечивал недержание мочи, паралич языка и тёмную воду, так же, как и паралич членов. В излечимых маразмах и частичных атрофиях, он, как средство, производящее подобные же болезненные состояния, будет, наверное, больше действовать, чем все остальные известные средства. И уже имеются такого рода счастливые случаи. Почти так же специфично вызывает он конвульсии, как общие, так и частичные, в лицевых мускулах, односторонние конвульсии губных, шейных и глазных мышц; во всех этих последних он окажется полезным; он также излечивал случаи падучей. Он возбуждает удушье; что же удивительного, что он неоднократно излечивал разные случаи удушья? Он вызывает зуд, почёсывание в коже, слущивание, красноватую высыпь, и поэтому он так полезен в дурных накожных болезнях и язвах. Его мнимая польза против упорнейших венерических страданий была направлена, как показывают обстоятельства, только против симптомов применённой против них ртути. Тем не менее, полезно знать, что аконит, как средство, возбуждающее боли, кожные болезни, опухоли и раздражительность, - словом, как подобно действующее средство, - очень могущественно побеждает сходную ртутную болезнь и имеет то преимущество перед опием, что не оставляет после себя продолжительной cлaбocти. Иногда он вызывает ощущение вокруг пупка, как будто оттуда поднимается вверх шар и распространяет холод в верхней и задней части головы; это служит указанием испытать его в подобных случаях истерии. В последственном действии первоначальный холод в голове переходит в жгучее ощущение. В первоначальном действии его замечается общий холод, медленный пульс, задержка мочи, мания; в последственном же действии - прерывистый, малый, скорый пульс, общий пот, мочетечение, понос, непроизвольное отхождение кала, сонливость. (Как многие растения, имеющие в своём прямом действии холодящее влияние, он разбивает опухоли желез). Мания, которую он производит, представляет попеременное чередование отчаянья и веселья; как подобно-действующее средство, он будет в состоянии излечивать такого рода мании. Обыкновенная продолжительность его действия это 7-8 часов, за исключением трудных случаев от слишком больших доз.
Чёрная чемерица (Helleborus niger), при продолжительном употреблении вызывает тягостные головные боли (откуда польза в некоторых душевных болезнях и при хронической головной боли) и лихорадку; отсюда её свойство и излечивать четырёхдневные лихорадки, а также отчасти её польза в водянках, худшие формы которых всегда соединены с послабляющей лихорадкой, и в которых она также целительна в силу своего мочегонного свойства (кто скажет, эависит ли это последнее от прямого или, как я думаю, от последовательного её действия? Это свойство сродственно с её способностью раздражать к деятельности кровеносные сосуды брюшной полости, заднепроходной области и матки). Свойство её вызывать в носу стягивающее удушливое ощущение может дать указание к применению её в подобных проявлениях, (которые я также встретил в одной форме душевной болезни). Частое смешивание с другими корнями оставило нам только эти немногие подлинные сведения.

Сверлящая, режущая боль, которую луговая ветреница (Аnеmonе pratensis) при внутреннем употреблении вызывает в больных глазах, повела к счастливому употреблению её в тёмной воде, катаракте и помутнении роговицы. Режущая головная боль, появляющаяся от внутреннего употребления её горючей соли, выкристаллизованной из перегнанной воды, даёт указание употреблять это растение в подобных cлyчaяx. Вероятно, вследствие этого она раз вылечила одного меланхолика.

Городской гравилат (Geum urbanum), кроме своих прямых свойств, обладает ещё способностью вызывать тошноту, которая всегда производит в теле нечто лиxoрадочное, вследствие чего он может быть полезен против перемежающихся лихорадок, как и другие пряности, при употреблении его вместе с ипекакуаною.

Действующее вещество горького миндаля, 22 составляющее лекарственную силу косточек вишни (Prunus cerasus), черемухи (Prunus padus), персидского бобовника (Amygdalus persiса), горького вида миндального дерева (Amygdalus communis), в особенности листьев лавровишневого дерева (Prunus laurocerasus), обладает особенным свойством в прямом действии так же сильно повышать жизненную силу и сократимость мышечных волокон, как в своём пocледcтвeннoм действии их понижать. От умеренно больших доз, в прямом действии 23 является особенная судорога желудка и другие тонические судороги, сведение челюстей, окоченение языка, опистотонус попеременно с клоническими судорогами различного вида и различной силы; в то же самое время раздражающее вещество постепенно истощается, 24 и в последственном действии способность сокращать мышечные волокна и жизненная сила падают в такой же мере, в какой он прежде были подняты. Наступает похолодание, расслабление, паралич, что, впрочем, тоже скоро проходит.

(Лавровишневую воду там и сям употребляли в виде домашнего средства при слабости желудка и общей слабости как analepticum, т. е., как противоположно-действующий паллиатив, и, что легко понятно, с дурным успехом. В результате получались параличи и удар).

Более достойно внимания и ближе нас здесь касается целительное свойство его прямого действия (представляющего известный род лихорадочного пароксизма) против перемежающихся лихорадок, особенно таких, если я правильно понимаю, который неисцелимы одной хинной коркой, вследствие слишком деятельной способности сокращения мышечных волокон. Так же полезна часто была чёрная вишнёвка при судорогах у детей. Как сходно-действующее средство, лавровишневая вода окажется полезной в болезнях с напряжёнными мускулами, или вообще где сократительность мышечных волокон значительно пересиливает их способность к расслаблению, в собачьем бешенстве, столбняке, в судорожном смыкании выводного желчного канала, и в подобных тонических судорогах, в некоторых маниях и т. д.), 25 что и подтверждают некоторые наблюдения. Он также заслуживает внимания в чисто воспалительных болезнях, где он, по крайней мере, отчасти будет действовать как подобно-действующее средство. Если замеченное мочегонное действие амигдалина принадлежит его косвенному последственному действию, то он много обещает в водянках с хронически-воспалительным свойством крови.

Целительное свойство коры черемухи (Prinus padus) против перемежающейся лихорадки также основано на содержании в ней амигдалина, вследствие чего она действует как подобно-действующее средство.

О росянке круглолистной (Drosera rotundifolia) мы не знаем ничего достоверного, кроме того, что она возбуждает кашель и поэтому была с пользой употребляема при влажном катаральном кашле, а также и в инфлюэнце.

Целительный принцип в цветах и других частях бузины (Sambucus nigra) (и малорослого бузинника?) в своём начальном прямом действии, по-видимому, усиливает сократительную способность мышечных волокон, принадлежащих, главным образом, к естественным и жизненным отправлениям, а также увеличивает теплоту крови в своём косвенном последственном действии и ослабляет силу мышечных волокон, понижает температуру, ослабляет жизненную деятельность и даже уменьшает способность чувствования. Если это так, как мне кажется, то польза, которую она приносит при тонической судороге в тончайших окончаний артерий в простудных болезнях, катарах и роже, производится ею, как подобно-действующее средство. Не обладают ли разные виды бузины способностью самим производить летучие рожистые воспаления?

Разные виды сумаха, считаемые ядовитыми, например, Rhus radicans, по-видимому, обладают специфической наклонностью производить рожистые воспаления кожи и кожные высыпания. Не будет ли он целителен и в хронической роже и в худших накожных болезнях? В случае слишком сильного его действия, чёрная бузина его задерживает (как подобно-действующее средство?).

Камфора в больших приёмах уменьшает чувствительность всей нервной системы; влияние (если можно так выразиться) как бы окоченевших жизненных духов и чувство и движение задержано. Происходит прилив в мозгу, отуманение, головокружение, неспособность произвольно управлять мycкyлaми, неспособность думать, ощущать, припоминать. Сократительная способность мышечных волокон, особенно принадлежащих её естественным и жизненным отправлениям, по-видимому, ослабляется до паралича, раздражительность падает в такой же мере, особенно в крайних окончаниях 26 кровеносных сосудов, менее в больших артериях, ещё менее в сердце. Наступает холод наружных частей, малый, твёрдый, постепенно всё более медленный пyльс и, вcледcтвиe различие в состоянии между сердцем и крайними окончаниями кровеносных сосудов, - страх и холодный пот. Это состояние волокон производит неподвижность мускулов, например, челюстей, заднего прохода, шеи, вследствие чего получается вид тонической судороги. Наступает глубокое, медленное дыхание, обморок. 27 При переходе в последственное действие появляются судороги, помешательство, рвота, дрожание. В косвенном последственном действии, прежде всего начинается пробуждение чувствительности и, если можно так выразиться, подвижность прежде оцепеневшего нервного духа; почти исчезнувшая подвижность в крайних окончаниях артерий восстанавливается, и сердце одерживает победу над прежним сопротивлением. Прежде медленные биения пульса делаются чаще и полнее, механизм кровеносной системы возвращается к своему прежнему положению или, в некоторых случаях (от бoльших приёмов камфоры, от полнокровия и т. д.) переступает дальше, - получается более частый и более полный пульс. Чем неподвижнее были прежде кровяные сосуды, тем подвижнее они становятся теперь; по всему телу распространяется увеличенная теплота, а также появляется краснота и равномерное, иногда обильное, испарение. Весь этот процесс протекает в течение 6, 8, 10, 12, максимум 24 часов. Из всех мышечных волокон подвижность кишечного канала возвращается позднее всего. Во всех случаях, где сократительная способность мышечных волокон имеет значительный перевес над их способностью к расслаблению, камфора, как противоположно-действующее средство, оказывает быструю, но паллиативную помощь, в некоторых маниях, в местных и общих воспалениях чистого ревматического и рожистого характера, и в простудных болезнях.

Так как в злокачественной настоящей нервной горячке система мышечных волокон, чувствительная система и угнетённая жизненная сила представляют нечто подобное с прямым начальным дейcтвиeм камфоры, то она действует как подобно-действующее средство, т. е., прочно и целительно. Только приёмы должны быть достаточно велики, до появления почти ещё большей нечувствительности, но редко повторяемы, только приблизительно через 36 - 48 часов (если нужно).

Если камфора в самом деле уничтожает странгурию от шпанских мушек, то она это производит как подобно-действующее средство, потому что она тоже вызывает cтрангурию. Дурные случайности вследствие проносных слабительных она уничтожает отчасти, как притупляющее чувствительность и расслабляющее волокна (следовательно, как противоположно-действующее, паллиативное, но здесь достаточное средство). При дурных вторичных действиях морского лука, когда они хронические, - слишком легко возбудимое состояние сократительности и расслабляемости мышечных волокон, - она действует лишь паллиативно и менеe действительно, eсли часто не повторять приёмов. Тоже и против хронических явлений злоупотреблений ртутью. Как подобно-действующее средство, она энергически пoлезнa при продолжительном ознобе выродившихся (сопорозных) перемежающихся лихорадок, в помощь хинной корке. Эпилепсия и конвульсии, имеющие в основании расслабленные мышечные волокна, лишённые раздражительности, могущественно пoдaвляются камфорой, в силу её подобного действия. Она является известным противоядием против больших доз опия, причём она действует большей частью противоположно и паллиативно, но в данном cлyчae достаточно, так как весь припадок имеет преходящий характер. Точно также и опий, как я испытал, является действительным противоядием против больших доз камфоры. Он поднимает угнетённую посредством камфоры жизненную силy и потухающую жизненную теплоту в силу противоположного, но здесь достаточного действия. Любопытное явление представляет действие кофе во время прямого действия больших приёмов камфоры; в окоченелой раздражительности желудка он не вызывает судорожную подвижность, наступает конвульсивная рвота или, при назначении его в клистире, быстрое опорожнение, но ни жизненная сила не повышается, ни онемелое состояние нервов не делается свободнее, a скорее ещё притупляется, насколько, мне кажется, я мог заметить. Так как самое резкое прямое действие камфоры на нервы зaключaeтcя в том, что все страсти как бы засыпают, и наступает, как я испытал, полное равнодушие ко внешним, хотя бы самым интересным предметам, то она будет полезна, как подобно-действующее средство, в маниях, при которых главным симптомом является равнодушие, с медленным подавленным пульсом, суженными зрачками, а также, по Auenbrugger'у, с притянутой мошонкой. Употреблять её во всякого рода маниях нецелесообразно При внутреннем употреблении камфора устраняет временные общие и местные симптомы, а также и хронические на несколько часов, но против первых, если желают получить что-либо существенное, необходимо очень часто повторять приёмы, т. е. каждый раз новую дозу, прежде чем появится последственное действие, потому что в своём последственном дёйствии камфора только усиливает наклонность к повторным воспалениям, превращает их в хронические, и располагает организм преимущественно к катаральным и простудным болезням. При наружном продолжительном употреблении она может оказать больше пользы, и её вредные последствия могут быть тут исправлены иным образом.
Сверлящая, режущая боль, которую луговая ветреница (Аnеmonе pratensis) при внутреннем употреблении вызывает в больных глазах, повела к счастливому употреблению её в тёмной воде, катаракте и помутнении роговицы. Режущая головная боль, появляющаяся от внутреннего употребления её горючей соли, выкристаллизованной из перегнанной воды, даёт указание употреблять это растение в подобных cлyчaяx. Вероятно, вследствие этого она раз вылечила одного меланхолика. Городской гравилат (Geum urbanum), кроме своих прямых свойств, обладает ещё способностью вызывать тошноту, которая всегда производит в теле нечто лиxoрадочное, вследствие чего он может быть полезен против перемежающихся лихорадок, как и другие пряности, при употреблении его вместе с ипекакуаною. Действующее вещество горького миндаля, 22 составляющее лекарственную силу косточек вишни (Prunus cerasus), черемухи (Prunus padus), персидского бобовника (Amygdalus persiса), горького вида миндального дерева (Amygdalus communis), в особенности листьев лавровишневого дерева (Prunus laurocerasus), обладает особенным свойством в прямом действии так же сильно повышать жизненную силу и сократимость мышечных волокон, как в своём пocледcтвeннoм действии их понижать. От умеренно больших доз, в прямом действии 23 является особенная судорога желудка и другие тонические судороги, сведение челюстей, окоченение языка, опистотонус попеременно с клоническими судорогами различного вида и различной силы; в то же самое время раздражающее вещество постепенно истощается, 24 и в последственном действии способность сокращать мышечные волокна и жизненная сила падают в такой же мере, в какой он прежде были подняты. Наступает похолодание, расслабление, паралич, что, впрочем, тоже скоро проходит. (Лавровишневую воду там и сям употребляли в виде домашнего средства при слабости желудка и общей слабости как analepticum, т. е., как противоположно-действующий паллиатив, и, что легко понятно, с дурным успехом. В результате получались параличи и удар). Более достойно внимания и ближе нас здесь касается целительное свойство его прямого действия (представляющего известный род лихорадочного пароксизма) против перемежающихся лихорадок, особенно таких, если я правильно понимаю, который неисцелимы одной хинной коркой, вследствие слишком деятельной способности сокращения мышечных волокон. Так же полезна часто была чёрная вишнёвка при судорогах у детей. Как сходно-действующее средство, лавровишневая вода окажется полезной в болезнях с напряжёнными мускулами, или вообще где сократительность мышечных волокон значительно пересиливает их способность к расслаблению, в собачьем бешенстве, столбняке, в судорожном смыкании выводного желчного канала, и в подобных тонических судорогах, в некоторых маниях и т. д.), 25 что и подтверждают некоторые наблюдения. Он также заслуживает внимания в чисто воспалительных болезнях, где он, по крайней мере, отчасти будет действовать как подобно-действующее средство. Если замеченное мочегонное действие амигдалина принадлежит его косвенному последственному действию, то он много обещает в водянках с хронически-воспалительным свойством крови. Целительное свойство коры черемухи (Prinus padus) против перемежающейся лихорадки также основано на содержании в ней амигдалина, вследствие чего она действует как подобно-действующее средство. О росянке круглолистной (Drosera rotundifolia) мы не знаем ничего достоверного, кроме того, что она возбуждает кашель и поэтому была с пользой употребляема при влажном катаральном кашле, а также и в инфлюэнце. Целительный принцип в цветах и других частях бузины (Sambucus nigra) (и малорослого бузинника?) в своём начальном прямом действии, по-видимому, усиливает сократительную способность мышечных волокон, принадлежащих, главным образом, к естественным и жизненным отправлениям, а также увеличивает теплоту крови в своём косвенном последственном действии и ослабляет силу мышечных волокон, понижает температуру, ослабляет жизненную деятельность и даже уменьшает способность чувствования. Если это так, как мне кажется, то польза, которую она приносит при тонической судороге в тончайших окончаний артерий в простудных болезнях, катарах и роже, производится ею, как подобно-действующее средство. Не обладают ли разные виды бузины способностью самим производить летучие рожистые воспаления? Разные виды сумаха, считаемые ядовитыми, например, Rhus radicans, по-видимому, обладают специфической наклонностью производить рожистые воспаления кожи и кожные высыпания. Не будет ли он целителен и в хронической роже и в худших накожных болезнях? В случае слишком сильного его действия, чёрная бузина его задерживает (как подобно-действующее средство?). Камфора в больших приёмах уменьшает чувствительность всей нервной системы; влияние (если можно так выразиться) как бы окоченевших жизненных духов и чувство и движение задержано. Происходит прилив в мозгу, отуманение, головокружение, неспособность произвольно управлять мycкyлaми, неспособность думать, ощущать, припоминать. Сократительная способность мышечных волокон, особенно принадлежащих её естественным и жизненным отправлениям, по-видимому, ослабляется до паралича, раздражительность падает в такой же мере, особенно в крайних окончаниях 26 кровеносных сосудов, менее в больших артериях, ещё менее в сердце. Наступает холод наружных частей, малый, твёрдый, постепенно всё более медленный пyльс и, вcледcтвиe различие в состоянии между сердцем и крайними окончаниями кровеносных сосудов, - страх и холодный пот. Это состояние волокон производит неподвижность мускулов, например, челюстей, заднего прохода, шеи, вследствие чего получается вид тонической судороги. Наступает глубокое, медленное дыхание, обморок. 27 При переходе в последственное действие появляются судороги, помешательство, рвота, дрожание. В косвенном последственном действии, прежде всего начинается пробуждение чувствительности и, если можно так выразиться, подвижность прежде оцепеневшего нервного духа; почти исчезнувшая подвижность в крайних окончаниях артерий восстанавливается, и сердце одерживает победу над прежним сопротивлением. Прежде медленные биения пульса делаются чаще и полнее, механизм кровеносной системы возвращается к своему прежнему положению или, в некоторых случаях (от бoльших приёмов камфоры, от полнокровия и т. д.) переступает дальше, - получается более частый и более полный пульс. Чем неподвижнее были прежде кровяные сосуды, тем подвижнее они становятся теперь; по всему телу распространяется увеличенная теплота, а также появляется краснота и равномерное, иногда обильное, испарение. Весь этот процесс протекает в течение 6, 8, 10, 12, максимум 24 часов. Из всех мышечных волокон подвижность кишечного канала возвращается позднее всего. Во всех случаях, где сократительная способность мышечных волокон имеет значительный перевес над их способностью к расслаблению, камфора, как противоположно-действующее средство, оказывает быструю, но паллиативную помощь, в некоторых маниях, в местных и общих воспалениях чистого ревматического и рожистого характера, и в простудных болезнях. Так как в злокачественной настоящей нервной горячке система мышечных волокон, чувствительная система и угнетённая жизненная сила представляют нечто подобное с прямым начальным дейcтвиeм камфоры, то она действует как подобно-действующее средство, т. е., прочно и целительно. Только приёмы должны быть достаточно велики, до появления почти ещё большей нечувствительности, но редко повторяемы, только приблизительно через 36 - 48 часов (если нужно). Если камфора в самом деле уничтожает странгурию от шпанских мушек, то она это производит как подобно-действующее средство, потому что она тоже вызывает cтрангурию. Дурные случайности вследствие проносных слабительных она уничтожает отчасти, как притупляющее чувствительность и расслабляющее волокна (следовательно, как противоположно-действующее, паллиативное, но здесь достаточное средство). При дурных вторичных действиях морского лука, когда они хронические, - слишком легко возбудимое состояние сократительности и расслабляемости мышечных волокон, - она действует лишь паллиативно и менеe действительно, eсли часто не повторять приёмов. Тоже и против хронических явлений злоупотреблений ртутью. Как подобно-действующее средство, она энергически пoлезнa при продолжительном ознобе выродившихся (сопорозных) перемежающихся лихорадок, в помощь хинной корке. Эпилепсия и конвульсии, имеющие в основании расслабленные мышечные волокна, лишённые раздражительности, могущественно пoдaвляются камфорой, в силу её подобного действия. Она является известным противоядием против больших доз опия, причём она действует большей частью противоположно и паллиативно, но в данном cлyчae достаточно, так как весь припадок имеет преходящий характер. Точно также и опий, как я испытал, является действительным противоядием против больших доз камфоры. Он поднимает угнетённую посредством камфоры жизненную силy и потухающую жизненную теплоту в силу противоположного, но здесь достаточного действия. Любопытное явление представляет действие кофе во время прямого действия больших приёмов камфоры; в окоченелой раздражительности желудка он не вызывает судорожную подвижность, наступает конвульсивная рвота или, при назначении его в клистире, быстрое опорожнение, но ни жизненная сила не повышается, ни онемелое состояние нервов не делается свободнее, a скорее ещё притупляется, насколько, мне кажется, я мог заметить. Так как самое резкое прямое действие камфоры на нервы зaключaeтcя в том, что все страсти как бы засыпают, и наступает, как я испытал, полное равнодушие ко внешним, хотя бы самым интересным предметам, то она будет полезна, как подобно-действующее средство, в маниях, при которых главным симптомом является равнодушие, с медленным подавленным пульсом, суженными зрачками, а также, по Auenbrugger'у, с притянутой мошонкой. Употреблять её во всякого рода маниях нецелесообразно При внутреннем употреблении камфора устраняет временные общие и местные симптомы, а также и хронические на несколько часов, но против первых, если желают получить что-либо существенное, необходимо очень часто повторять приёмы, т. е. каждый раз новую дозу, прежде чем появится последственное действие, потому что в своём последственном дёйствии камфора только усиливает наклонность к повторным воспалениям, превращает их в хронические, и располагает организм преимущественно к катаральным и простудным болезням. При наружном продолжительном употреблении она может оказать больше пользы, и её вредные последствия могут быть тут исправлены иным образом. Семена сабадиллы производят помрачнение рассудка и конвульсии, а также излечивают их, но точные данные ещё неизвестны. Они возбуждают также ощущение мурашек во всех членах, как я испытал, и производят, как говорят, боль в желудке и тошноту. Мухомор (Agaricus muscarius), насколько простираются мои сведения, производит в первичном прямом действии пьяное, бесстрашное сумасшествие (с мстительными, смелыми намерениями, наклонностью к сочинительству стихов, пророчеству и т.д.), подъём сил, дрожание и конвульсии; в последственном действии - слабость и сон. Поэтому он был употребляем с пользой в падучей (произошедшей от испуга), в соединении с дрожанием. Он будет излечивать душевные болезни и беснование, подобные тем, которые он производит. Его прямое действие длится от 12 до 16 часов. Мускатный орех (семенное ядро Myristicae aromaticae) уменьшает раздражительность всего тела, преимущественно же и очень продолжительно раздражительность первых путей (Не усиливает ли он сократительную способность мышечных волокон, особенно в первых путях, и не уменьшает ли он их способности к расслаблению?). В больших приёмах он производит в первичном прямом действии полную нечувствительность нервной системы, немоту, неподвижность, потерю рассудка, а в последственном действии головную боль и сон. Он обладает согревающими свойствами. Не будет ли он полезен в слабоумии, соединённом с вялостью и раздражительностью первых путей? в первом случае, как подобно-действующее, а во втором, как противоположно-действующее средство? Говорят, что он оказался полезным при параличе глотки, вероятно, как подобно-действующее средство. Ревень, даже в малейших приёмах, целителен при поносах без каловых испражнений скорее в силу его наклонности поощрять отправления на низ, чем в силу его вяжущего свойства. Местные болепричиняющие средства, мушки, горчичники тёртый хрен, волчий перец, толчёный ранункул, прижигающие моксы, успокаивают боли и иногда с прочным успехом, посредством возбуждения искусственной боли другого характера.

Примечания

1
Заключение о сходстве действия между разновидностями одного рода будет тем сомнительнее, что даже одна и та же разновидность, одно и то же растение, в своих различных частях нередко обнаруживают весьма различные лекарственные свойства. Как сильно отличается маковая головка от макового семени, выделяющаяся из листьев лиственницы манна от лиственничного терпентина, прохладительная камфара в корнe коричного дерева от жгучего коричного масла, вяжущий сок в плодах различных мимоз от безвкусной, выделяющейся из их ствола камеди, едкий стебель ранункулa от его нежного корня!
2
Только жаль, что не было усмотрено, почему, например, из 7/15 всех так называемых перемежающихся лихорадок, против которых иная корка оказалась недействительною, 3/15 потребовали для своего излечения чилибухи, или горьких миндалей, 2/15 - опия, 1/15 - кровопускания и ещё 1/15 - маленьких приёмов рвотного корня! Довольствовались говорить: "Хинная корка не помогла, но помогли Игнатьевы бобы", а почему, этого мы ясно не слышим. Если была чистая перемежающаяся лихорадка, то хинная корка должна была помочь; при осложнении же чрезмерной раздражительностью, особенно первых путей, это уже не была чистая перемежающаяся лихорадка, поэтому хина и не могла помочь, и нужно было на известных основаниях выбрать, как излечивающее или добавочное средство, Игнатьевы бобы, чилибуху или горький миндаль, смотря по различному состоянию организма, причём вовсе не нужно было удивляться, что хина не помогла.
3
Истории болезней ещё не настолько хорошо поставлены, чтобы надлежащим образом старались отделять существенное от случайного, своеобразное от привходящего и всё постороннее, зависящее от идиосинкразии, образа жизни, страстей, эпидемического поветрия и разных других внешних обстоятельств. При описании какой-либо болезни часто кажется, что читаешь собрание притянутых воедино историй болезни без упоминания имени, места, времени и т. д., без истинного абстрактно чистого, обособленного характера болезни, отдельно от случайного, (заслуживающего места где-нибудь позади). Только новейшие, так называемые нозологи, пытались дать такие отрывки; их разделение по родам соответствует тому, что я называю своеобразным характером каждой болезни, а их виды соответствуют случайностям. Прежде всего, мы должны заботиться о главной болезни; уклонения же и побочные симптомы только в том случае требуют особенной помощи, если они настоятельны или если выздоровление особенно трудно; но они требуют главной помощи, с пренебрежением первоначальной болезнью, если последняя, перейдя в хроническую, стала менее важной и настоятельной; они же постепенно возвысились до значения главной болезни.

4
При этом исчислении благодетельных свойств отдельных лекарственных веществ, самым удивительным остаётся для меня всегда то обстоятельство, что метод, до сих пор ещё обесславливающий лекарствоведение, а именно переплетать между собой одновременно несколько лекарств в одном рецепте по правилам искусства, во времена вышеупомянутых авторов был так широко применяем, что даже какому-либо Эдипу было бы невозможно приписать что- либо из действия такого многосмешения исключительно одной какой-либо составной части, а также и то, что тогда, почти ещё реже, чем теперь, прописывалось одно отдельное лекарственное вещество, как лекарство. Каким же образом из такой запутанной практики можно получит понятие о различительных свойствах отдельных лекарств?
5
В этой статье я имею большей частью дело с постоянно действующими специфическими средствами для (преимущественно) хронических болезней. Лекарства же, устраняющие основную причину болезни и временно действующие для острых болезней и носящие в некоторых случаях название паллиативных, я здесь оставляю в стороне.
6
Самые действительные лекарственные вещества, возбуждающие специфическое заболевание, а, следовательно, и самые целительные, в общежитии называются ядами.
7
Если хотят исподволь подойти к делу, как подобает осторожному врачу, то нужно дать это употребительное средство в такой дозе, которая едва заметно проявила бы ожидаемое от него искусственное заболевание (так как она всё-таки действует в силу своего стремление произвести такую искусственную болезнь), и затем постепенно увеличивать приём, пока не наступит уверенность, что имевшееся в виду внутреннее изменение организма проявилось достаточно сильно, хотя и с проявлениями, значительно уступающими в силе естественным симптомам болезни. Если же хотят действовать быстро, то и таким способом, хотя и с некоторой опасностью для жизни, лишь бы только было выбрано целесообразное и весьма подходящее средство, можно, наверное, достигнуть цели и совершить то, что иногда грубым образом производят эмпирики над простолюдинами, и что они называют чудесным или отчаянным исцелением, а именно, излечение долголетней болезни в несколько дней, - образ действия, доказывающий, правда, верность моего основного положения, но вместе с тем и смелость применяющего его.
8
Опий может служить примером. Неустрашимый подъём духа, чувство силы и отваги, веселый наплыв мыслей, - таково, отчасти, при умеренном приёме, его прямое действие на внутреннее самочувствие. Но как только через 8-12 часов действие его улетучивается, так постепенно наступает противоположное состояние организма, косвенное последственное действие; появляется расслабление, уныние, недовepие, угрюмость, бессознательность и страх.
9
Без употребления арникового корня, рвотные средства отнимали прогорклый и горький вкус только на два или три дня; все же остальные симптомы оставались, как бы часто их ни повторяли.
10
При этом я должен был ежедневно увеличивать приемы скорее, чем обыкновенно бывает нужно при употреблении какого-либо действительного средства. Ребенок 4-х лет получал сначала 4 грана ежедневно в один прием, потом 7, 8 и 9 гран. Дети 6 и 7 лет могли переносить сначала только 6 гран, но потом необходимо было давать 12 и 14 гран. 9-ти месячный ребёнок, не принимавший ничего через рот, переносил сначала только 2 грана (смешанных с чистой тёплой водой) в клистире, а затем необходимо было давать 6 гран.
11
Если же его применять при их недеятельности, то сначала он будет действовать паллиативно, а потом будет мало или совсем не помогать, и, наконец, будет вредить, возбуждая состояние, как раз противоположное желаемому.
12
Здоровое крестьянское дитя получило, вследствие сильного ушиба нижней губы, болезненный узел, который в течение четырёх недель очень усилился в твердости, величине и болезненности. Приложенный густой сок пятнистого омега совершил излечение в 14 дней, без возврата. Необыкновенно здоровая и сильная служанка при ношении большой тяжести сильно надавила себе правую грудь ремнями корзины. Образовался маленький узел, который в течение шести месяцев, при каждом наступлении месячных, становился всё более болезненным и усиливался в твёрдости и величине. Приложенный густой сок пятнистого омега его преодолел в течение пяти недель, при одном наружном употреблении. Излечение наступило бы ещё скорее, если бы он не раздражал кожи и не вызвал бы болезненных пустул, вследствие чего приходилось на несколько дней приостанавливать его употребление.
13
Поэтому она будет полезна при ослаблении памяти.
14
Тут и мне известны очень xopoшиe результаты.
15
Последующее косвенное действие проявляется в виде какой-то робости и боязливости.
16
Один больной, который от двух гран экстракта этого растение всегда чувствовал сильное действие, однажды не почувствовал ни малейшего действия от этого приема. Я узнал, что он выпил большое количество сока смородины; значительный приём истолченных в порошок устричных раковин тотчас возбудил полное действие дурмана.
17
Cюда принадлежит также порою непреодолимое ощущение голода, от которого страдают многие помешанные и против которого, по-видимому, больше всего прибегают к табаку. По крайней мере, я видел некоторых, преимущественно меланхоликов, которые не имели потребности к табаку, но при этом также и не имели чувства голода.
18
Одна женщина в Эдинбурге получала три дня подряд ежедневно по три paзa и каждый раз только по 2 грана истолчёнными в порошок листьями наперстянки и потом удивлялись, что при таких чайных приёмах она после шестидневной рвоты умерла. Но нужно взять в соображение, что это было почти то же, как если бы она получила 18 гран на один приём.
19
Появляется удивительная восприимчивость, особенно к неприятно действующим предметам, к испугу, cкорби, страху, к суровой погоде и т. д. Если хотят назвать проявляющуюся здесь подвижность мышц повышенной раздражительностью, то я ничего не имею против этого, только круг её действия cлишкoм мал вследствие того, что она слишком расслаблена и не может значительно уменьшится или же она находится в состоянии более чем нужного сокращения и, хотя и легко, но недостаточно сильно сокращается, вследствие чего неспособна к сильной и продолжительной деятельности. При таком состоянии мышц, нельзя не заметить наклонности к хроническим воспалениям.
20
Сам Stоll (Rat. Med. P. III. S. 442) сомневается, существуют ли известные признаки вполне излеченной венерической болезни, т.е., ему самому были неизвестны признаки, посредством которых эти последние отличаются от ртутной болезни.
21
Наступающая иногда от очень больших количеств проглоченного свинца судорожная рвота и дизентерический понос должны объясняться другими причинами, что сюда не относится, так же, как и рвоту возбуждающие свойства слишком больших количеств принятого макового сока.
22
В дальнейшем изложении мы будем называть это вещество его теперешним именем "амигдалин". (Прим переводчика)
23
Если бы хотели отвергать первоначальное действие амигдалина, которое я представил в явлениях повышенной сократительной способности мышечных волокон и напряжённости жизненной силы, на том основании, что в несколькиx случаях oт огромных приёмов почти мгновенно, без видимой peaкции жизненной силы или боли, то это было бы так же ошибочно, как если бы xoтели отвергать у смерти от меча всякую боль и отрицать, что удар мечом составляет сам по себе существующее состояние, отличное от следующей за ней смерти. Эта боль совершенно так же сильна, хотя она, быть может, продолжалась менее, чем мгновение, как и неописуемо то ощущение страха и муки, которые может и должно наступить от очень смертельной дозы лавровишневой воды, хотя бы её действие продолжалось одну минуту. Это доказывает приведённый Madden'oм случай чрезвычайного страха в области желудка (области предполагаемого главного opгана жизненной силы) в течение нескольких минут у принявшего смертельный приём лавровишневой воды. Легко понятно, что в такое короткое время не может проявиться весь ряд явлений, наступающих после несмертельной дозы, и очень вероятно, что в это короткое время происходят подобные же изменения и влияния в животной экономии (в виде косвенного последственного действия, продолжающегося несколько мгновений до смерти), как я выше привёл с натуры для прямого действия - точно так, как можно видеть электрические явления, если их постепенно проводить перед глазами, но в непосредственно сверкнувшей перед нами молнии нельзя с уверенностью разобраться, что было видено или слышано.
24
Маленькая ящерица (Lacerta agilis), которая целую минуту довольно скоро двигалась в разведённой лавровишневой воде, была положена мною в концентрированную свежеприготовленную лавровишневую воду. Тотчас движения её на несколько секунд сделались столь бесконечно быстрыми, что их едва можно было нaблюдaть глазами. Потом наступило два или три медленных подёргивания, затем все движения прекратились, она погибла.
25
Тонические (и клонические) судороги без воспаления крови, и где не особенно страдает сознание, представляют, по-видимому, настоящую сферу действия амигдалина, так как он, насколько мне известно, даже в прямом действии не повышает жизненной теплоты и оставляет чувствительную систему без изменения.
26
Нервная сила и её состояние имеет, по-видимому, на них наибольшее влияние, меньшее - на бoльшие сосуды, наименее всего - на сердце.
27
Дoкaзaтeльcтвoм по Carminati, что камфора совсем не уничтожает раздражительности, а только задерживает её на время, пока мускулы находятся в зависимости от окоченелого состояния нервов, служит то, что, по прекращении уже от камфоры всякой чувствительности, вырезанное сердце продолжает ещё биться тем сильнее в течение нескольких часов.
28
Так, мы часто считаем, что то или другое считаемое за очень сильное лекарственное средство излечило cтoлькo-то сот больных от самых тяжёлых болезней, не возбуждая ни малейших дурных проявлений. Если последнее верно, то можно сделать твёрдое заключение о полнейшем бессилии лекарства. Но, чем серьёзнее производимые им явления, тем драгоценнее оно будет для знатока.
29
Для того, чтобы сделать благоприятное наведение о действиях лекарства, ухудшающих известную болезнь, необходимо, чтобы это ухудшение проявлялось с самого начала его употребления, т. е. в его прямом действии; только тогда его можно считать подобно-действующим средством. Столь частые пocледoвaтeльные ожесточения болезни (наступающие в косвенном вторичном действии) доказывают противоположное при дурно выбранных лекарствах.